Более добросовестно Брауксель пытается дать описание сопутствующего этой записи рисунка: карандашами разных цветов – коричневый, киноварь, лиловый, ярко-зеленый, берлинская лазурь, – цветов, которые, однако, нигде не выступают в чистом виде, а, напротив, смешанной заштриховкой наслаиваются друг на друга, дабы вернее передать ветхость поношенного и драного тряпья, – вышеупомянутое пугало, которое «одной ногой стоит а другую держит наперикосяк», запечатлено целиком, очевидно по памяти, эскизы отсутствуют. Наряду с цветовым решением особенно поражает на редкость смелая, набросанная буквально несколькими штрихами и даже на сегодняшний взгляд вполне современная конструкция основного рисунка. Позиция «што одной ногой стоит» намечена контуром слегка наклоненной вперед лестницы с двумя отсутствующими перекладинами; позиции же «а другую держит наперикосяк» может соответствовать лишь та неповторимая поперечина, что под углом в сорок пять градусов выделывает антраша, как бы отламываясь в неудержимом плясовом порыве от середины лестницы куда-то влево, в то время как сама лестница, напротив, слегка кренится вправо. Первым делом, конечно, именно этот контурный рисунок, но и последующая цветовая заштриховка создают в конечном итоге образ лихого танцора, нацепившего на себя былую доблесть и вылинявшие обноски боевого мундира, в котором красовались мушкетеры славного пехотного полка принца Анхальт-Дессау в битве при Лигнице{49}.
Чтобы не ходить вокруг да около – в дневнике Амзеля прямо-таки кишмя кишат пугала в военных мундирах. Вот гренадер третьего гвардейского батальона штурмует лейтенское кладбище{50}; бедняк из Тоггенбурга{51} стоит во фрунт в рядах своего Итценплицкого полка; беллингский гусар капитулирует при Максене{52}; бело-голубые натцмерские уланы, спешившись, рубятся с шорлемскими драгунами; в голубом, с красной подстежкой, мундире чудом остается в живых стрелок из полка барона де ля Мотт-Фуке{53}; короче, все, что на протяжении знаменитых семи лет, да и раньше, бушевало на пространствах между Богемией, Саксонией, Силезией и Померанией, унося ноги под Молльвицем{54}, потеряв кисет под Хенненсдорфом{55}, присягнув под Пирной Фрицу, переметнувшись к неприятелю под Колином{56}, а при Росбахе{57} снискав внезапную славу, – все это оживало под руками Амзеля, разгоняя, однако, отнюдь не лоскутное имперское воинство{58}, а всего лишь птиц в дельте Вислы. И если Зейдлицу пришлось гнать Хильдбургхаузена