– Да я понял – женилшя… Уж жаткнёшшя ли ты наконец? Вот же вжял я тебя на беду вмешто Ма́эла…
– Так понятно с чего! Маэл тот, как берёза весной свои серьги пускает, всё чихает по двадесять раз без умолку и сопли мотает на лапу – и уж точно погромче меня!
– Жато ты вот вешь год как дырявая чашка ртом ка́паеш… Ты же даром охотник и вор в шледах лушший у Крунху – да тебя за што штрел даже шкáйт-ши ушлышат! Не дома шейшас мы, штобы ветер пугать…
– Ладно-ладно, молчу! Сам ты в гневе страшнее за скáйт-ши. Тощий вроде – а силы в тебе на троих, как и в пасти зубов… Двоих братьев в утробе сожрал не иначе, рождаясь? – пошутил скотокрад.
– Повидать пришлошь ражного… – высокий резко провёл указательным пальцем десницы по долгому шраму до горла.
– Вот – живу жа троих я бышь мошет… – добавил чуть тише Стозубый.
– А хоть что в тех мешках, что везём? – любопытствовал низкий, – что-то сыпкое вроде на ощупь?
– Отплата… – негромко ответил высокий, вновь тронув перстом старый шрам, – штихни-ка ты, и шледи жа дорогой… ешли Ёрваров люди вдруг рядом, штоб прирежать их вшех наши шражу ушпели.
Он на миг замолчал, взглянув на говорливого скотокрада из Крунху.
– А болтать бужешь лишнего дома, што видел – шам тебя я в реке утоплю…
– Да уж понял, Стозубый – шутить ты не любишь… Не моё это дело, зачем вы с отцом с мохнорылыми знаетесь.
– Вот и шлавно. Помалкивай, Кохта.
Он смолк на мгновение, глядя на пустошь.
– Так надо…
– Да – тонуть дело гадкое… черви, пиявки и раки увьют и облепят. Будут рыбы потом тебя жрать… – почесал шею низкий, опять затянув разговор, – хоть как дядька мой старший отправился в норы – вот где уж полный умёт, а не смерть!
– И шего? – молчаливый Стозубый не отрывал взор от небокрая, наблюдая за пустошью – ожидая кого-то.
– Да он, мне отец говорил, даже в здешних краях был как Шщаром в башку трижды жаленый – кровопийца каких поискать. Ну и с другими из Крунху папаша и дядька на службе у фейнага Дикуйл в Помежных Раздорах стояли, а втихую и сами в союзных уделах разбоем вовсю промышляли, как все. Там пленников кроме как знатных на выкуп особо не брали, немедля в расход – но этот козлина любил перед смертью помучить людей. Ну там – глаз ножом вывернуть, горло так медленно резать, все пальцы под счёт отрубить – или кожу… Одного раз беднягу заставил он брата родного дубиной убить – а потом и того самого́ же прире…
– Жамолкни уж – а то… – Стозубый сжав челюсти исподволь тронул пальцами шрам, багровея с лица.
– Злой ты, как будто на бабе три года не ездил… Ну так я то к чему? Раз попались они после вылазки людям из Ёрваров – и те сразу смекнули, что дядька сам цел, ни царапины даже, а одежда и нож все в крови. Привязали урода к сосне, из обоза колёсного дёгтя плеснули ведёрко на ноги тому – и бородач один хвать смоляком прямо в лужу…
Кохта на миг приложился