Скригга умолк, раздумывая о чём-то и пристально глядя на Гераде.
– Одного лишь досель я понять не могу в тебе, Храфнварр – чего бы не рассказывали твои люди. Ты достойней иных, всегда готов решить дело по че́сти и миром, если есть хоть малейшая надежда не брать в руки оружия, не поступаешься данным словом ничуть – однако и убить можешь без колебаний в лице не меняясь, как муху раздавишь…
– Мы ведь оба такие с тобою, почтенный.
– Ну – ты-то погорячее… – усмехнулся хранитель казны и печатей, – наслышан я был, сколь же много зубов ты рассыпал в Хатхáлле тем свиньям, кто смел молвить негодное о твоей жене Гейрхильд.
– Её имя Гвенхивер, почтенный – ты знаешь…
– Прости – уж привык я за годы к иному прозванию дочери Ллугайда в наших стена́х, раз сама отреклась она прежнего имени с родом. Иные её называли похуже – и верно, прибил бы ты их в другом месте как вшей не раздумывая, а не только их жвала проредил, как тому же вот…
– Мало чести свиней убивать за их хрюканье, – перебив скриггу презрительно хмыкнул Прямой, убрав от огня отогревшиеся ладони, – плевать мне песком на таких неучтивцев, что ранят словами всех тех, кто мне дорог.
Он умолк на мгновение, хрустнув костяшками пальцев.
– Пусть и треплют теперь языком без препоны, их право – чему даже помог я иным, как ты видишь.
– Помог… Ведь умеешь ты молвить порою, Прямой! – хохотнул старый Коготь, прикрыв рот ладонью.
Храфнварр потянулся к расписной миске с кольцом колбасы, уже отведанной Сигваром – и не торопясь отрезал мясной круг ножом, смакуя во рту просиверенную свинину.
– Мои люди не большие рассказчики, почтенный – а про дурное тем больше вспоминать не горазды перед человеком столь знатным как ты. Такие истории из минувшего только для скверных попоек в конюшне, а не для владетелей Красной Палаты – подобным лишь дурни и подлая наволочь хвалятся.
– Даже не знаю, что столь дурное содеял ты там, что было бы хуже моей даже собственной славы? Уж ты-то про Когтя в избытке слыхал от любого в Дейвóнала́рде… За кровопийцу с отравой змеи́ в жилах даже меня почитают – говоря, что я сам одедрáугр в людском обличье… – скригга Скъервиров с усмешкой укутался в тёплую верховницу.
Храфнварр пристально глянул в глаза собеседнику.
– Ты владетель, почтенный; и разные служат семейству для блага его. Смертоубийцы – и те порой дому нужны, чтобы изменников вешать. Только ты не прими то в укор, что скажу тебе, если ты уж об этом расспрашиваешь?
– Здесь не мне порицать тебя, Храфнварр. Ты храбрее иных был и есть – весь стеркве́гг и Хатхáлле тому стали трижды свидетели.
– Не люблю я таких, кому мучить – как воду пить в радость… В бою убиваешь на