Во сне дед настойчиво расспрашивает меня:
– Шурик! А расскажи нам честно, как Лупейкин заманивал к себе на дебаркадер добропорядочных женщин? Обещал ли он им японские газовые косынки и кофточки-джерси?
Шурик… Ишь! Куда подбирается дедушка, красный партизан и заединщик анархиста Тряпицына.
На самом деле никакого суда не было. И дед давно помер, и дядя Ваня Крутов. А дело с фарцовкой благополучно замяли благодаря директору интерната Майеру. Роль самого Лупейкина, поджидающего голую переводчицу не берегу, тоже со счетов не сбросить. К тому же мы срочно, с подсказки, конечно, старших, организовали… оперативный отряд по борьбе с фарцовкой! Перерожденцы и оборотни. О чудовищной двойственности советского сознания еще предстоит вспомнить не раз. Да, так было. А на самом деле во снах меня продолжали тревожить вопросы, с которыми я сталкивался, взрослея. Где проходит граница между ложью и правдой? Нужно ли предупреждать дезертира о готовящейся на него облаве? Мама почему-то не предупредила. Может ли считаться врагом народа старик, случайно подпаливший стог колхозного сена? Отчим, сам сын раскулаченного мельника, напал на старика. Служил в разведке или мутил историю с лишением аккредитации? И сам себя описал в Википедии. Врем ведь сами себе и людям. На каждом шагу врем. В ответ я задаю во сне своему дедушке каверзный вопрос:
– Дедушка, а скажи честно… Твоя фамилия Ершов. А дядя Ваня Крутов говорит, что никакой ты не Ершов. Оффенбах… Или Оффенберг! Бывший царский офицер. А паспорт купил или украл по случаю.
Гул голосов в зале, как шелкап, – ветер, прилетающий из лимана на мыс Убиенного, возле гиляцкой деревни Вайда. Во сне я примеряю на себя роль Павлика Морозова. В десятом классе, в школьном спектакле,