– Я доведу ноту вашего правительства до сведения его величества Луи-Филиппа, – сказал наконец он, откладывая бумагу. (А так хотелось бросить в корзину.) – Пока же могу со всей определённостью сказать, что изложенные в документе упрёки безосновательны.
– Вот как? У нас на сей счёт иное мнение, – сказал посол, упрямо наклоняя седеющую голову.
– И тем не менее… Ну, посудите сами: господам Лелевелю, Ходзько и некоторым другим наиболее радикальным эмигрантам уже вручены уведомления о необходимости покинуть Париж…
– Вот-вот! Париж! Не страну, как мы просим, а всего лишь её столицу. Да и тут никуда не спешат. Остаются на месте и по-прежнему мутят воду, – вставил посол.
– Не стоит огорчаться. Речь вовсе не о попущении со стороны властей, а всего лишь о нерасторопности нашей полиции. Кое-кого мы по вашим запросам уже выслали, и вы о том знаете. И с этими разберёмся, уверяю вас. – Министр поиграл пером. – Что касается основной части польских эмигрантов, то к ним никаких претензий нет. Люди просто живут, работают, соблюдают французские законы. На каком основании прикажете их высылать?
С этими словами де Бройль сокрушённо развёл руками, а заодно и оправил кружевные манжеты. «За каким чёртом надо было их вообще впускать?» – хотел было сказать князь. Но не сказал. Симпатии и сочувствие французов к польским повстанцам были общеизвестны. Попробовало бы французское правительство, наплевав на общественное мнение, отказать им во въезде и разрешении на жительство!.. Правда, ещё вопрос, чего больше в этих симпатиях, – любви к Польше или неприязни к России. И двадцати лет не прошло, как русская армия стёрла в порошок Бонапарта. Национальное унижение наложило на образ мыслей французов совершенно определённый отпечаток. Что плохо для России, то хорошо для Франции, – примерно так рассуждали гордые потомки галлов[12].
– Как вы понимаете, мсье де Бройль, менее всего нас беспокоят приличные, законопослушные эмигранты, – возразил посол. – Речь исключительно о радикальных персонах, готовящих вооружённые выступления на территории Российской империи. Имеется в виду Лелевель и ряд его единомышленников. Список этих людей был приложен к предыдущей ноте.
Он чуть наклонился к министру и повысил голос:
– Пока так называемый польский национальный комитет ограничивался благотворительной деятельностью и выпуском нелепых прокламаций, можно было бы не обращать внимания. Но, по нашим сведениям, в последнее время комитет активно готовит новое восстание в Царстве Польском, господин министр. Вы полагаете, мы можем спокойно смотреть на их приготовления?
Он с некоторым вызовом уставился на министра. Тот ответил спокойным взглядом.
– Нам ничего не известно о каких-либо революционных планах эмигрантов, – сказал вежливо.
– Зато нам известно, – отрезал посол.
«Откуда?» – чуть не спросил де Бройль.
Вопрос был не праздный. Судя по претензиям российского посольства,