Откуда-то из глубины дома донёсся рокочущий голос мистера Бёрнса:
– Коров пока ещё можно доить, а овец стричь, потому они пока ещё в изобилии на фермах, а вот живую свинью можно увидеть только в зоопарке. Каково? А коровьи и овечьи, с позволения сказать, кладбища, где лежит скот, околевший от старости? Слава Богу, мой старик всего этого не видит, представляю, как бы он разъярился… Э-эх…
Он вернулся в комнату со свёртками в руках.
– Вот, здесь пятнадцать фунтов говяжьей вырезки, как ты и заказывал.
Фермер протянул завёрнутые в вощёную бумагу ломти мяса Клоду:
– Конечно, из холодильника… Я против заморозки мяса, только охлаждение, ты знаешь. Мясо должно быть свежим, парным, вот тогда это настоящее годное мясо. Но теперь не до жиру, приходится замораживать, – Бёрнс прищёлкнул языком, – да по нынешним временам и это роскошь, верно я говорю? Смотри, будь аккуратнее там, в городе… Не попадись Этим… Ну ты меня понял, да? – Он выразительно кивнул, подкрепляя жестом сказанное.
– Я всегда осторожен, мистер Бёрнс, – успокоил его Клод, уверенными движениями упаковывая свёртки в пищевую плёнку и складывая в специально пошитый рюкзак с двойными стенками. – Новых клиентов не беру, обслуживаю только несколько ирландских семей, живущих в пригороде, из тех, что ещё ходят к мессе.
Фермер поднял взгляд. Глаза не произвольно расширились:
– Вот так прямо открыто и ходят? – в голосе сквозило неподдельное удивление, – это может быть даже опаснее, ведь они явно на карандаше у Этих, – он неопределённо мотнул головой куда-то в сторону.
– Всё будет в порядке, мистер Бёрнс, я работаю только с проверенными людьми.
Тот кивнул в ответ и извлёк откуда-то из недр потёртого стенного шкафа пыльную бутылку из толстого зелёного стекла. Слегка обмахнув пыль кряжистыми ладонями, он сказал:
– Тогда давай пропустим на дорожку, – и, не дожидаясь подтверждения, принялся цедить по стаканам янтарный напиток, – домашнее, односолодовое уж очень удалось у меня в этом году, все соседи нахваливают, – приговаривал Джонатан Бёрнс, разливая виски. Этот ритуал повторялся каждый раз, и Клод заранее знал, что на обратном пути придётся прилагать усилия, чтобы сохранять равновесие на дороге.
Устроились в креслах, чья потёртая бархатная обивка помнила, казалось, ещё Великую депрессию и оборотистых, ушлых бутлегеров в клетчатых кепках.
– Старый семейный рецепт? – Клод щёлкнул пальцем по стенке стакана.
– Ага, вычитал в Альманахе, – Бёрнс от души рассмеялся, – думаешь, я, что, потомственный деревенщина? Нет, сынок. Я родился в городе, и все мои предки, которых я знаю весьма немало, тоже жили в самом, что ни на есть Бостоне. Но когда мне стукнуло шесть, пришло время выбирать для меня школу.