К тому моменту, когда я вижу окна «черного дома», которые отбрасывают на траву золотые блики, на сердце у меня становится легче. Ветер дует мне в спину, осенний воздух густ от запаха торфяного дыма и морских водорослей. Я останавливаюсь и стою в полумраке, прислушиваясь к ярости океана.
Когда был маленьким мальчиком, я лежал на своей кровати и слушал этот же океан. А потом населял его призраками, келпи и богами. Племена и кланы, крепости и сторожевые башни. Неолитические костры, устроенные над подземными пещерами, и погребальные кайрны; побережные маяки, предупреждающие об опасности огненной эстафетой вдоль мысов и скал. Я окружал себя книгами, словно охраной. Я читал их при белом ярком свете, который заливал мою комнату длинными, медленными волнами. Сказания о враждующих кланах, которые в темноте переплывали заливы и выходили на берег, дабы расправиться со своими соседями. Я хотел быть Кетилем Плосконосым, первым норвежским королем Гебридских островов. Или Магнусом Третьим, победившим всех местных вождей, когда над домами полыхало пламя, а меч короля покраснел от крови. Все эти боги, духи и воины; эпические саги о битвах и магии, любви и предательстве, триумфе и гибели… Они были моим единственным утешением в мире, в который я не мог вписаться. А потом, когда я разрушил этот мир, они стали моей единственной защитой от того, что я натворил.
Яркая улыбка Мэри угасает, как только я открываю дверь. Она встает с кресла у камина и выключает звук телевизора.
– Собрание прошло настолько хорошо, верно?
Я смотрю, как она идет к буфету. Спокойная грация, прямая спина. Я помню тот день, когда впервые увидел ее: она вышла из здания городского совета Абердина, и направилась к платной автостраде, и шла так быстро, что я запыхался, пока смог догнать ее. Она двигалась так, словно ей никогда не приходилось уступать кому-то дорогу. Это зацепило меня больше, чем ее красота, она была живой, такой, каким я никогда не был.
– Старина Гром, как всегда, был на высоте, – отвечаю я, принимая из ее рук предложенный виски. – Вместе с Морячком Папаем, его помощничком.
– Не нужно их так называть, – просит Мэри. Чокается со мной стаканами.
– Тебя заботит, как я называю Чарли?
На этот раз ее улыбка не гаснет.
– Меня заботит, как ты называешь Кенни и Чарли. Как ты называешь их всех. Меня заботит, что они могут узнать об этом. Фиона рассказала мне, что некоторые мужчины говорили о том, какой ты… необщительный. – Она делает паузу. – Они наши соседи, Роберт. Я хочу, чтобы они были нашими друзьями.
И за этими словами стои́т невысказанное: «Ты хотел приехать сюда. Ты сказал, что здесь будет лучше, чем в Абердине».
Я выпиваю виски одним глотком. Готов поспорить, что «необщительный» – это не то слово, которое они использовали.
– Я