Медведь упал на передние лапы, скрежетнув когтями по камню помоста, лязгнули латы, глаза налились кровью, мощная пасть с кошмарными зубами раскрылась и издала страшный громогласный рев, встрепенувший с ветвей деревьев напуганных птиц. Даже юного воина он (рев) впечатлил немного.
Один отказался от идеи вызвать «Трон» себе в помощь, на короткий миг встретившись взглядом с живой статуей прекрасной эльфийки, как бы говорящий: «Будь самим собой – всегда!» Почему бы и нет? Медведь-оборотень хоть и имеет такое смертоносное оружие, как длинные когти и зубы, но бренчавшие латы закрывают лишь туловище, плечи и задние лапы до колен, все остальное же – в том числе массивная голова – не защищено доспехами. И сие радует. Можно было бы сразиться с ним на равных, обратившись в рогатого чрэсха, имеющего многочисленные конечности и хвост-жало, однако времени уже не было – медведь стремительно приближался к нему на всех четырех лапах, вприпрыжку.
Глядя на мчащуюся на него махину, Один мельком подумал, что, пожалуй, стоило воспользоваться броней «Трона» – этот точно хотел драки и проявлять отцовскую ласку, как прежде Ламия материнскую, даже и не думал, в его чудовищных глазах полыхал кровожадный огонь, жажда убийства. Впрочем, насколько Харрол знал славянские, скандинавские и североамериканские легенды, с медведем-оборотнем почти невозможно договориться мирно. Во всяком случае он не представлял себе, как это сделать – тем более в чужом мире.
Оборотень, не добежав до двуногого супротивника полутора метров, прыгнул на него, слегка расставив в стороны передние лапы, очевидно, желая подмять коротышку под себя.
Церемониться со свирепым медведем Один не хотел – он нырнул под левую лапу, рискуя оказаться без головы, слегка подпрыгнул и нанес двойной сокрушительный удар в незащищенную шею основанием ладони правой руки и коленом, отскочил назад. Мишка приземлился не так, как рассчитывал: от ударов его перекосило на правый бок и он всей своей недюжинной массой рухнул на локоть, противно хрустнули кости – и поляна огласилась нестерпимо громким ревом, а инерция прыжка проволочила мишку по земле еще несколько сантиметров, доламывая локтевые кости и хрящи.
Один метнулся к нему, вдруг вспомнив из тех же сказок и легенд, что раны – любой сложности увечья – срастаются о-очень быстро. Нельзя давать оборотням ни микросекунды времени.
Медведь с ревом и рыком, раскрывая страшные челюсти, с трудом вставал на оставшиеся три здоровые лапы – и не безуспешно. Один впечатал пятку ноги в поворачивающуюся к нему пасть, другую – в мохнатое ухо, отскочил на безопасное расстояние.