– Почему Иван Панасович, сказал нам правду, что этот Фаэтон не мифический персонаж, а была такая планета, не знаешь? – спросила меня Шура Фесич.
– Ну, потому, что это правда, а не мифический вымысел! – с профессорским видом, глядя на мою попутчицу в белом переднике и с портфелем, по дороге из школы, ответил я, и мгновенно подпрыгнул от свалившегося на мою голову плода с каштанового дерева у школы, где росли каштаны с пожелтевшей осенней листвой. Мы шли вблизи нашей церкви, выстроенной во времена сахарозаводчика Терещенко, точной копией Киевского Владимирского собора. Вдоль дороги стройный ряд каштанов.
– Вот тебе за то, что ты задираешь нос, как Надия Григорьевна, на Украинской грамматике? – громко засмеялась Шура, и портфелем добавила мне по заднице.
Ее солнечная улыбка, приветливая, наполненная беззаботной радости, и эта радость вдруг передалась и мне, как чудесный и сказочный осенний день, наполненный солнечным светом с прозаичными запахами и красками осени. Ее зажигательная улыбка увлекла меня в этот радостный день, заставляя весело вторить ей смеясь над ударом плода, упавшего с дерева, сдобренного ею шутливым толчком портфеля. Но рассказ учителя не выходил из моей головы. Когда я пришел домой и стал размышлять над развалившейся на астероиды планеты Фаэтон. И о том, почему Марс безжизненная пустыня, а Венера окутана облачностью из паров серной кислоты и, наконец, Луна, утратившая свою атмосферу. И вдруг меня осенило, похоже на жестокую межпланетную бойню. И мое воображение стало рисовать картины страшных битв и разрушений, избавится от которых я больше не мог, но в моей воле переключатся на действительность, что я и делал. Вернувшись со школы. Бабушка давала мне в руки лопату, и мы шли с ней на огород копать картошку. Тепло светило солнце, пахло настоями картофельной сухой ботвы и разными сорняками, тщательно убранными бабушкой между рядами картофельных клубней.
– Выкапывай мне, и помогай носить корзины в погреб!
Бабушка ловко выгребала негнущимися пальцами в сплошных трещинах из накопанного клубня картошку в плетеную корзину. Я еле успевал выкапывать бабушке клубни, старательно орудуя лопатой, среди головокружительных запахов усохшей картофельной ботвы, белены, огородной сосенки, ползучего бурьяна и разных сорняков, заботливо убранных бабушкой и высохших между картофельных клубней. Мысли мои в это время были заняты межгалактическими войнами, и работа на огороде спорилась, и не была