– В общем-то, как и всегда, разве не в этом вся пре…
– Ник! – рявкнул он. – Оставь свои шуточки и заткнись. Твоя работа – не искать преступников, а писать о них. Или об их жертвах. Писать так, чтобы это было интересно…
– Так я и…
– Закрой ты рот и слушай!
Я немного присмирел: тон Гардо стал уж очень раздражённым. С боссом такое случается нечасто: он не тиранит нас приказами, всегда даёт возможность высказаться и прислушивается к мнению, если оно не лишено смысла. Сейчас же Гардо не был настроен на переговоры.
– Интересно можно делать и без риска для жизни. Поговорить с людьми, взять комментарии у официльных структур, добавить твоей любимой лирики или что ты там обычно пишешь? Твоя задача проста как дважды два – четыре.
– Я могу доказать, что пять…
Ох, и зря я это ляпнул!..
Если б я мог отмотать время назад, засунул бы себе в рот кулак, кофту, ядовитую змею – что угодно, только бы не дать себе выдать очередную неуместную шутку.
Я бы, наверно, мог пересказать наш с Гардо диалог, но он бы состоял преимущественно из непечатных слов, звучащих громоподобным рыком, точно оплеухи, и тихих звуков, напоминающих блеяние рожающей овцы. Первые реплики принадлежали Гардо, вторые – мне.
Признаться, я думал, что он уволит меня прямо на месте. Но сначала убьёт. Мне нечасто случалось видеть Гардо в таком состоянии. Первый раз это случилось, когда к нам нагрянули люди из правительства. Им, видите ли, очень не нравилась правда, которую они принимали за оппозицию. Гардо быстро поставил их на место примерно таким же образом как сейчас – меня. В тот день мы, мелкие сошки в редакции, поняли, что у нас не просто надёжная крыша – противоракетный бункер, в котором можно спастись даже при очередном Коллапсе. Я до сих пор не знаю, кто крышует самого Гардо, и вряд ли когда-то узнаю, но ощущение того, что у меня есть такой сильный союзник в борьбе с несправедливостью, ощутимо прибавляет сил и вдохновения. И глупости. Побочный эффект. Ты начинаешь думать, что неуязвим, делать всё, что заблагорассудится, напрочь забывая, что за твои промахи будет расплачиваться кто-то другой. Не это ли мне долгое время пытался сказать Дастин? Я его не слышал. Или не хотел слышать?
Когда гроза стихла, я открыл сначала один глаз – выяснить, куда ушла туча, потом второй – когда понял, что смерть от удара молнией мне не грозит.
Гардо сидел за столом, сложив пальцы домиком и уперев их в подбородок. Босс молчал и смотрел куда-то сквозь побитую временем столешницу.
Время тянулось, как тугой эспандер в руках малолетки. Я не решался что-то сказать: Гардо довольно понятно формулирует мысль, особенно приказ заткнуться.
Казалось, замолкли даже звуки за окном. Или это я оглох?
– Я вот иногда думаю, – наконец сказал Гардо каким-то непривычно спокойным после такой бури голосом, – ты и вправду настолько погружаешься в работу, что перестаёшь видеть берега, или ты настолько глупый, что предпочитаешь их не замечать? Если первое, то это пора лечить, иначе ты