Наблюдая за растерянностью на лицах, я невольно усмехнулась. Действительно, черный кожаный плащ с красным акцентом, накинутый поверх светло-кремовой атласной пижамы, и бархатные тапочки – не самый подходящий наряд для ведения деловых разговоров.
– Не тратьте мое время! Зачем пришли?
– Хотели убедиться, все ли в порядке, – справившись с волнением, ответил Авель. – Вчера ты резко ушла, не сказав ни слова. Утром я услышал об убийстве в парке, всего в паре кварталов от твоего дома.
– Знаю. Молодой патрульный. Видела статью в утренней газете, но, – я подошла ближе, – сомневаюсь, что ты пришел обсуждать смерть того несчастного.
– Так спокойно об этом говорите, – заметив безразличие, вмешался Алексей, – такое впечатление, что вам все-равно. Разве не имперский департамент занимается расследованием подобных преступлений?
– Только если в деле замешаны государственные или политические мотивы. В противном случае, это юрисдикция криминальной полиции. Что до моего безразличия, о котором вы так ловко упомянули, – я пожала плечами. – Никто не застрахован от… – мимолётно улыбнулась, вспомнив привкус крови убитого патрульного на губах, – случайной смерти.
Обученный замечать мимолётные детали, он смерил недоверчивым взглядом.
– Случайной смерти? – усмехнулся. – Что-то подсказывает, вы знаете куда больше о произошедшем. Где вы были этой ночью?
Будучи сотрудником комитета государственной безопасности, мироощущение Алексея было неотъемлемо связано с повышенным стремлением к справедливости и желанию соблюдать закон там, где прочие давно отринули мораль. Однако…
– Вы бы о собственной жизни позаботились, – я посмотрела с нескрываемым раздражением. – То, что делаю ночью, вас не касается!
– Алексей, – не намереваясь оставаться немым участником конфликта, вмешался Авель, – аккуратнее с подобными обвинениями. Оставим это детективам полиции. У нас есть более важные дела.
Алексея, не имеющего в распоряжении ни доказательств, ни улик, можно было легко обмануть, изобразив на лице маску невинности, но Авеля…
Уловив едва заметный запах крови, оставшийся на рукаве плаща, он сразу обо всем догадался. Он не знал, кому она принадлежит, но сопоставив пару деталей, предположил, что, скорее всего, убийство патрульного – моих рук дело. Однако акцентировать внимания не стал. Собственная судьба волновалась его больше, чем смерть незнакомца.
– Что до нашего вчерашнего разговора? – он сменил тему. – Ты сдашь нас Шелленбергу?
Я молча перевела взгляд. Доложить о предательстве, прежде чем отдел контрразведки сам все узнает было наиболее правильно, но это все больше казалось нереальным.
Мы прожили слишком долго, чтобы серьезно относится к так часто меняющейся политике государств. Проживая эпоху за эпохой, были друзьями, соперниками, любовниками. Каждый раз, преследуя новые цели, меняли амплуа.
– Нет, – закрыв глаза, покачала