Там, где течет молоко и мед (сборник). Елена Минкина-Тайчер

стола на двух подушках, в свежесвязанном ярко-зеленом костюме и золотых сережках, а с двух сторон высились огромные беловолосые братья тети Майи и их такие же большие молчаливые жены. Все они ласково улыбались, будто увидели живого гнома в колпачке, и ели мясо, нарезанное на гигантских тарелках такими ломтями, что у меня захватывало дух, и пили водку из тяжелых темных стаканов, не говоря ни слова и совершенно не пьянея. И дядя Славик пил водку и обнимал меня, и тетю Майю, и по очереди всех жен, и я готова была вечно жить в этом ласковом веселом доме со скворечником и гудящей печкой в углу, потому что здесь было замечательно тепло, как в настоящей доброй сказке.

      И потому что здесь жил Янис.

      В прошлом году папа купил магнитофон. Для меня. Чтобы я могла записывать свое исполнение и потом находить ошибки. Это почти как смотреться в зеркало, веселенькое занятие! Но зато вместе с магнитофоном мне досталась катушка с песнями. Тихими странными песнями без названий и имен исполнителей: «Мой маленький гном, поправь колпачок…», «Понимаешь, это странно, очень странно…», «Любви моей ты боялся зря, не так я страшно люблю…».

      Я влюбилась в загадочные песни, не понимая ни слова, как когда-то в рисунки Матисса. Я бормотала их про себя с утра до вечера, словно заклинание, словно пароль в другую, невозможно прекрасную жизнь. И мама, конечно, решила, что у ребенка невроз переходного возраста и по вечерам консультировалась с подружкой психиатром, тихо рыдая и прикрывая рукой телефонную трубку.

      Теперь наконец все стало понятно. Песни написаны про меня.

      Я старательно поправляю колпачок. Я понимаю, что все очень странно. Я не так страшно люблю Яниса. Может быть, я совсем его не люблю? Может быть, кто-то объяснит, наконец, что делать, куда деваться с этой мучительной-щемящей музыкой в моей бедной недозрелой душе?!

      Когда же ты уходил к другой

      или просто был неизвестно где,

      мне было довольно того,

      что твой плащ висел на гвозде.

      Весь дом полон Янисом. Кресло отодвинуто, и раскрытая книга придавлена диванной подушкой. Еще влажное полотенце в ванной. Недопитая чашка кофе на столе.

      Я брожу по пустому утреннему дому, листаю его книжку, пью кофе из его чашки, прижимаюсь лицом к мокрому полотенцу. За окном тихий серый дождик, можно брести совсем без зонтика, седые старушки в маленьком, как комната, кафе едят шоколадные пирожные.

      К обеду все собираются домой. Янис прибегает последним, смахивает намокшие волосы со лба, теребит мою косу длинными, как у скрипача, пальцами.

      – Как живете, караси? – весело и непонятно спрашивает он.

      Я не могу ответить. Я даже дышать не могу, только заползаю в большое кресло в самом темном углу гостиной и тупо моргаю, как карась из басни Крылова. Янис усаживается напротив, на уютном домашнем коврике, и как тогда в поезде его синие глаза оказываются напротив