«Я рассказал ему всю историю, которой сейчас поделился с тобой, о том, как изменилась моя жизнь». Босс, по словам Чарли, только и промолвил в ответ: «Все в порядке, Чарли. Эти люди – мудаки. Самые что ни на есть мудаки».
После этого Чарли сменил имя и сделал себе новые визитки.
Поначалу история Чарли воспринималась как какой-то парадокс. Чарли Вейч изменил свое мнение перед лицом неопровержимых свидетельств. Но ведь и его коллеги-труферы видели те же свидетельства, разговаривали с теми же экспертами, обнимали тех же вдов и вдовцов. И при всем этом вернулись домой с еще большей уверенностью, что 11 сентября устроили свои. Я подумал, что дело здесь должно быть в чем-то еще, в чем-то, что, возможно, имеет очень мало общего с фактами.
Начнем с того, что по опыту работы над предыдущими книгами я знал: уверенность, что одни только факты могут заставить людей прийти к единому мнению, – всего лишь многовековое заблуждение. Философы-рационалисты девятнадцатого века говорили, что государственное образование укрепит демократию, устранив все суеверия[14]. Бенджамин Франклин писал, что публичные библиотеки сделают простого человека таким же образованным, как аристократия, и таким образом дадут народу возможность голосовать в своих интересах. Тимоти Лири, психолог, проповедовавший расширение сознания с помощью психоделиков, а позже ставший поборником духа киберпанка, утверждал, что компьютеры, а затем и интернет устранят необходимость контролировать информационные потоки и дадут людям «силу зрачка» – демократическую силу, которая рождается из возможности вложить в свои глазные яблоки все, что хочется. Каждый мечтал, что однажды мы получим доступ к одним и тем же фактам, и тогда, естественно, все придут к единому мнению об этих фактах.
Когда-то в научной среде это называлось моделью информационного дефицита, и о ней долго спорили разочарованные ученые[15]. Когда противоречивые результаты исследований по любому вопросу, от теории эволюции до опасностей этилированного бензина, не смогли убедить общественность, они задумались, как лучше скорректировать модель, чтобы факты говорили сами за себя. Но как только независимые веб-сайты, социальные сети, подкасты, а затем и YouTube начали заменять собой факты и подрывать авторитет работающих с фактами профессионалов, таких как журналисты, врачи и режиссеры-документалисты, модель информационного дефицита ушла в прошлое[16]. В последние годы это привело к своего рода моральной панике[17].
В конце 2016 года, когда я писал эту книгу, издательство Оксфордского университета назвало международное слово года, и слово это – постправда. Основание – частота использования этого слова возросла на 2000 процентов во время споров о референдуме по Брексит и президентских выборах в США. Комментируя эту новость, The Washington