Обречена лишь на страданье,
Теперь ответь мне, для чего
Тебе влачить се испытанье?
Ты плод запретный не срывал,
И с демонами не общался,
Когда к тебе Господь взывал,
Ты от смущения скрывался.
Непослушания клеймо
Чело тебе не осквернило,
Тебе прощение дано,
Оно с Небес меня явило.
Впредь не умрёшь ты,
Райский сад —
Твоё навеки окруженье,
А я тебе дана. Ты рад,
Скажи, сему благословенью?
И очи скромно опустив,
Лилит склонилась над Адамом,
Как ветви моложавых ив,
Свисали кудри водопадом.
Хотел Адам коснуться их,
Вдыхая аромат эфирный,
Но вдруг, оторопев на миг,
Окинул взором даль пустыни.
И видит, вот его жена
Склонилась робко над ребенком,
Свисает сальная коса,
К омытым пухленьким ручонкам.
– Нет, не могу принять сей дар,
Будь то Всевышнего награда,
Хоть и пленяет знойный жар,
Но мне нужна моя отрада —
Мой сын, любимая жена,
От плоти плоть, моё светило,
Она мне Господом дана,
В ней поражение и сила.
Она лишь в сердце навсегда,
Она была со мною рядом
Во дни изгнания, когда
Я был прельщён презренным гадом.
И боль и смерть с ней разделив,
Во веки стали неразлучны.
Запретный плод с женой вкусив
Нагнал и я над нами тучи.
Виновен я, и боль мою
Забыть никто мне не поможет.
Я Еву трепетно люблю,
Да так, как Ангелы не могут.
Адама выслушав слова,
Вскипела ярость в деве знойной,
– Испепелить тебя вольна!
Меня отринул, недостойный?!
Мой адский пламень опалит
И будет залита слезами
Та, что ребенка схоронит
Своими дряблыми руками,
И в ней будь проклят женский род!
Чего бы не коснулся пламень —
Всё станет жертвою невзгод,
И сердце превратится в камень.
Сверкнула молния, – она
Всё обратила в красный пепел.
Над Евой – чёрная луна…
И взор, увы, уже не светел.
И слёзы с глаз её текут,
Вся боль и скорбь легли на плечи,
Но Ева – ЖИЗНЬ! Нет, не согнут
Её проклятья злые речи!
А верность мужа для жены —
На век легла благословеньем,
В нём свет и мощь заключены,
И в испытаньях – утешенье!
Мандаранчал
Я начинаю пахтанье души,
Когда она повержена, бессильна,
Мандаранчал – великая твердыня,
Мои сомненья разом сокруши.
В Молочном океане, как и ты,
Под натиском воды и волн сомнений,
Под тяжестью душевных преступлений,
Я падаю в пучину с высоты.
И если бы