– Как, как? Сам агрегат? Без никакого участия хирургов? – удивился профессор.
– В том то и дело. Абсолютно автономно! – воскликнул Омор.
– Представляете? На второй день после пластики пищевода Накен уже вставал, ходил, кушал, а выписали его из клиники на десятый день. Представляете?
– Гм… м…. Это прекрасный результат. Тут ничего не скажешь. Гм… м…. Но я все-таки не понял. Получается, что Мэй целиком передоверил такую сложную операцию своему модулю?
– В том то и дело. Повторяю, что оперировал его универсальный хирургический модуль.
– То есть полностью автономно? – недоумевал профессор.
– Да. Вполне автономно. Я вначале тоже не поверил, но….
– Что, но…?
– Кубат Бакирович. Есть видеозапись операции с начала до конца. Накен привез диск с собой. – Омор вынул из папки пакет. – Вот он, а вот и выписка из истории болезни. Хотя все на английском языке.
Профессор, как-то растерянно взял на руки диск и выписку, а затем внезапно загорелся: – Омор. Давай так. Ты переводишь выписку из истории болезни Накена на русский язык, а я дома в свободное время просмотрю диск.
– Кубат Бакирович. Есть еще оттиски статей об уникальной операции на страницах многих филиппинских газет. Можно пролистать и новости в интернете. Одним словом, наш пациент оказался первым, которому выполнил пластику пищевода не живой хирург, не робот-хирург, не микроробохирург, а полностью автономный хирургический модуль. Это была настоящей сенсацией мирового уровня.
– Надо же, такую сенсацию мы прохлопали, – с грустью в голосе сказал профессор. – А ты представляешь, что это кардинально новое в хирургии? Новое, способное изменить суть всей хирургии, – с некоторой грустной интонацией проговорил Каракулов.
В такие минуты профессора лучше не беспокоить. Омор тихо, почти беззвучно отошел от него и, оставив папку среди вещей, включился в одну из противодействующих футбольных команд.
Примостившись на камне, профессор еще долго сидел и размышлял, глядя на журчащую горную речку. – Боже мой! Дождались. Скоро хирургию отберут у нас автоматы. Они сами уже ставят диагноз, сами уже оценивают патологию, сами уже выбирают параметры операции. А теперь вот – сами и оперируют. Причем, не просто рядовую операцию, а наисложнейшую. Что творится в мире? А у нас? Вот его коллеги беззаботно гоняют мяч, ни о чем, не догадываясь, ничего не ведая, по правде говоря, не развиваясь, на своей работе ни к чему не стремясь.
– Да бог с ними. А он сам? К концу жизни и хирургической деятельности, когда, казалось бы, прожил полную смысла жизнь, спас не мало человеческих жизней, все познал в своей специальности, получил немалое признание, вот тебе драматизм профессиональной никчемности?! Гудбай скальпель?