Ну да ничего: закатали нынче этого агента на пять лет со строжайшей изоляцией.
А дело было – свиное.
Свинья была у Ивана Семеныча. Превосходная свинья, и этакая жирная, что и выразить невозможно. От жиру своего она все время на заду сидела. А уж если и поднималась куда, так гудело у ней изнутри и задом она своим, что метлой, по двору гребла.
Да. Замечательная была свинья. Иван Семеныч до того на нее радовался, что и работать не мог, работа из рук валилась. Сядет он, бывало, на крыльцо, очи в крышу и мечтает.
«Зарежу, мечтает, ее к лету. Пуд проем, пуд загоню, пуд посолю… Да еще множество пудов остается».
Но только не зарезал ее Иван Семеныч – иное вышло.
Сидел он раз на крыльце и с бабой своей по поводу свиньи вслух мечтал. И не заметил совсем, как свинья эта со двора ушла.
А жил Иван Семеныч вовсе недалеко от полотна – рукой подать.
Вот свинья вышла со двора, хрю да хрю, видит – полотно, и на заду поперла к самой то есть насыпи. И шут ее знает, как она, при подобной комплекции, угодила на рельсы! А время было к четырем – пассажирский шел.
Машинист видит, что на рельсах неблагополучно – насыпь кто-то рылом роет, – свистит… Свинья и в ус не дует – лежит, что королева, и рельсы нюхает. Шмякнуло тут ее в бок и по рылу и разорвало на три половинки. Не хрюкнула даже.
А в эту секунду самую Иван Семеныч с бабой своей едва не повздорил из-за свиньи. Куда ему, видите ли, свиную голову подевать: то ли продать, то ли студень из нее сделать, то ли что… Баба все на студень напирает, студня ей охота, а Иван Семенычу желательно деньжонок понабрать.
Баба все свое:
– Студень, Иван Семеныч, студень… Ей-богу, студень.
А Иван Семеныч не хочет студня.
– Нет, говорит, баба, ты посмотри, какая голова. За такую голову ужасно много дадут. А ты говоришь – студень…
Захотел Иван Семеныч еще раз на свиную голову посмотреть, оглянулся – нету свиньи.
– Ой, говорит, баба, а где же свинья?
Вскочили они оба, бросились со двора.
– Прося, прося…
Вдруг видят след, что тропинка, проложен от свиного зада. Бросились они по следу. Полотно. А вокруг толпа стоит и любуется.
Закричали они оба в голос, растолкали толпу, собрали свинью, взвалили ее на плечи и с ревом понесли к дому.
Но пришла беда – отворяй ворота. Не успел Иван Семеныч с бабой своей всласть поплакать, как вдруг железнодорожный агент Володька Гуськов к ним на двор заявился.
– Это, говорит, кто из вас беспорядки нарушает, а?
Это, говорит, кто свиные остатки с рельсов снял без разрешения на то законных властей? А?
Оробел Иван Семеныч, лепечет непонятное, а баба за него отвечает:
– Позвольте, батюшка, это наши свиные остатки. Весь народ подтвердить может.
– А, – говорит Володька, – ваши остатки? А может быть, тут убийство произошло или самоубийство? Может быть, вы поезд животным опрокинуть