– Откуда он узнал эти подробности? – начали сомневаться кролики.
– Как откуда? – пояснял скороход сомневающимся. – Обезьяны рассказывают… Они все видели и слышали…
– И то, что это была первая близость влюбленных?
– И то, что это была их первая близость, – отвечал скороход.
– Что-то не верится, – говорили кролики, зная чис-стоплотность своих собратьев и невозможность того, чтобы они своему палачу, то есть удаву, стали бы рассказывать такие вещи.
– Вам не удастся осквернить светлый образ наших влюбленных, – говорил Король, глядя в толпу кроликов и стараясь заметить сомневающихся. Те не слишком прятались, хотя и не слишком высовывались.
Сложность того исторического момента заключалась в том, что кролики, с одной стороны, под влиянием учения Задумавшегося, которое неустанно внедрял в их сознание Возжаждавший, и в самом деле достаточно часто выдерживали взгляд удавов, что, в свою очередь, выражалось в виде возрастающей непочтительности к личности Короля и его власти.
Но, с другой стороны, полной победы Возжаждавшего кролики тоже не хотели, потому что тогда им пришлось бы оставить в покое огороды туземцев. Им нравилось жить так, как они живут сейчас: немножко слушаться Короля, немножко выполнять заветы Задумавшегося, как можно реже поддаваться гипнозу и как можно чаще посещать огороды туземцев.
На неоднократные намеки Возжаждавшего выступить против Короля кролики блудливо отводили глаза и говорили, что они еще недостаточно сознательны для этого.
– Куда спешишь, работай над нами, – говорили они.
И Возжаждавший продолжал работать, потому что ему ничего другого не оставалось, да и по всем признакам время расшатывало королевскую власть.
Да, время в самом деле работало против Короля. Король это чувствовал и днем и ночью, когда Королева, бывало, толкала его в бок и говорила:
– Придумай чего-нибудь!
– А что я могу придумать? – бормотал Король, потирая бок.
– Тогда незачем было изгонять Находчивого, – сердито отвечала Королева и поворачивалась спиной к Королю.
Но что он мог придумать? Главное средство – страх перед удавами – с каждым днем слабел. Гипноз то и дело давал осечки. В джунглях валялась масса трупов удавов, умерших с голоду. Случаи, когда удавы хватали слишком осмелевших кроликов без всякого гипноза, были слишком редки и ненадежны.
Однажды, во время очередной сходки кроликов, прямо над Королевской Лужайкой пролетела шестерка каких-то хищных птиц, пронося в когтях труп крупного удава.
Картина, с точки зрения Допущенных к Столу, была довольно жуткая, – эти молчаливые, большие птицы, этот удав, провисший в их когтях. Казалось, последнего удава уносят эти символические птицы.
– Разразись над миром буря! – неожиданно крикнул Поэт, по-видимому, приняв этих птиц за буревестников.
– Наш Поэт совсем ополоумел, – сказал Король,