ЧЕСТНАЯ ЦАПЛЯ
Жила-была на болоте лягушка. Ничего не умела, только квакать. Прилетела на болото цапля. Осмотрелась, погуляла, проголодалась. Стала лягушку звать. А та глазки выпучила над водой и молчит от страха. Цапля её не видит, но знает, что она рядом, и говорит: «Ты не бойся. Я на тебя и смотреть не буду. Мне кто-то сказал, что голос у тебя шибко красивый. Проквакай что-нибудь и я улечу, буду о твоём голосе всему миру сказки рассказывать». Заквакала лягушка от радости на всё болото. Не стала цапля её обманывать, съела не глядя.
Стиральная машина и гладильная доска
Жили у одного хозяина стиральная машина да гладильная доска. Он их очень любил, но не одинаково: стиральную машину побольше, а гладильную доску поменьше. Стиральной машине ничего не нужно было: положил в неё грязное бельё, включил и всё. Сама работает. А гладильная доска нуждалась в утюге. Без него никак. И с ним тоже всё не просто так. Руководства требует постоянного: руками не поводишь, ничего не выгладит. Так и жили.
Пришёл как-то вечером хозяин домой, снял кепку в прихожей, глянул на руки свои, а к ним деньги какие-то прилипли, грязные – ужас. Стал хозяин их строго спрашивать: почему они такие грязные и откуда вообще взялись? А деньги ему и отвечают, дескать, родились они чистыми, как крылышки ангелочков, лежали в пачках наивные, играли друг с другом в обнимашки. А потом люди их из пачек вынули и пустили по рукам. А руки-то у людей, ох, какие разные! Чего только они с деньгами не вытворяли. Испачкались деньги, разошлись по карманам… А как к нему попали – не помнят. Память отшибло.
Решил хозяин деньги отмыть, в стиральную машину их отправил. Поработала она с ними и выдала хозяину то, что от них осталось – сырое да скомканное. Надо бы разгладить да подсушить. Достал хозяин утюг с полки и направился к гладильной доске. Расправил он деньгам мокрые крылышки, приложился утюгом, разгладил. Каждую денежку посчитал, сложил все в одну пачку: пускай до утра обнимаются, а утром – видно будет.
Настало утро. Проснулся человек. Ничего понять не может: опять деньги грязные, опять – к рукам