«Я не могу не успеть! Я не сказала ему, как сильно полюбила. Он не может умереть, пока не узнает», – раздалось в голове так громко, будто все колокола в Даире вдруг забили у меня в висках.
– Без тебя мне не справиться, Эрдэнэ. Ты со мной? Я могу тебе доверять? – выдавила я, начисто проиграв борьбу подступившим слезам. Они предательски скатились по щекам, и Эрдэнэ нежно стер их большими пальцами.
– Я всегда с тобой, Амаль. Мне плевать, кто ты: будущий воевода или будущий каан, или просто будущая счастливая женщина. Я выбрал сторону шесть лет назад и не сверну со своего пути. Я не стану уговаривать тебя доверять мне, но уверен, что заслужу доверие, если еще не заслужил.
С этими словами Эрдэнэ подался навстречу и заключил меня в знакомые, теплые объятия. Запах эфирного масла окутал, словно уютный кокон, и я заплакала с новой силой.
Я лила слезы на плече Эрдэнэ уже не впервые, но сегодня не было нужды никого убивать. Сегодня я стремилась только спасти.
Стук за стенкой заставил меня всхлипнуть и вытереть слезы. Кто мог прийти ко мне в каморку, кроме Иглы и Мауры?
Стук повторился, но уже в дверь Эрдэнэ. Он подобрался и тихонько проскользнул к двери, распахивая ее. На пороге стояла Игла, а на лице ее не читалось ничего, кроме глухого равнодушия. Она скользнула взглядом по моему заплаканному лицу, по Эрдэнэ, по убранству его комнаты, закрыла за собой дверь и… осела на пол.
Эрдэнэ бросился поднимать ее, а я вскочила с кровати. Сердце тревожно кольнуло, и тут Игла произнесла:
– Мансуру доложили, что на флаги у ворот корпуса навиров вывесили черные ленты.
– Они означают траур, – прошептала я и закрыла ладонью рот в попытке заглушить задушенный всхлип.
– Их вывешивают каждый раз, когда погибают навиры.
Глава 4
Заблудшая душа
Тишина пожирала комнату, впивалась в горло костлявыми пальцами, дышала мне в лицо смрадом смерти. Сердце трепыхалось с перебоями, будто вот-вот остановится. Мы с Иглой не отводили взгляда друг от друга, и ужас отражался в наших глазах, как в зеркалах, и с каждым мгновеньем он разрастался. У меня не осталось сил убеждать себя, что Амир жив, или мириться с его смертью. Мы нуждались в Рефе. Он скажет правду, и только тогда я позволю себе разрушиться. На какое-то время. А потом убью каждого, кто причастен к страданиям Амира.
Эрдэнэ тяжело вздохнул, отчаявшись поднять Иглу.
– Так, давайте прекратим горевать, пока ничего не понятно. Всегда есть вероятность, что навиры покрывают самих себя, выставляя своих бойцов жертвами, а не убийцами. Поэтому вытирайте слезы и не смейте хоронить парня раньше времени. Хотя я сам предпочел бы, чтобы он помер.
Эрдэнэ прожгли две пары сердитых глаз, и он примирительно улыбнулся.
– Шучу, дамы. Гадко шучу. Мне нравится видеть в вас злость. Как же удивительно