Да ладно, чего там разбираться, есть надо, пока дают!
Только девочка начала уплетать неимоверно вкусную похлебку, как со двора донесся шум, звон струн, голоса веселые:
– Эй, хозяюшка, Калина свет Баженовна! Рада не рада, а встречай гостей, не жалей объедков да костей! Привечай тумаками, провожай пинками!
Хозяйка проворно вскочила с лавки:
– Ой! Скоморохи пришли!
И выбежала из комнаты.
Девочка услышала из-за неплотно прикрытой двери:
– Поздорову ли, Горыня?.. Рада тебе и твоей ватаге. Только, сделайте милость, не галдите в доме. У меня дитё всю ночь плакало, только сейчас заснуло.
Дарёна скосила глаза в угол, на люльку, где спал хилый, болезненного вида младенец.
Скоморохи послушно прекратили галдеж и музыку, чинно вошли в дом. Было их немного: двое мужиков да баба – здоровенная, выше своих спутников, да и в плечах пошире. А вот вожак ватаги, Горыня, оказался низеньким, тощим, неказистым. Третьим был осанистый старик с балалайкой.
Дарёне доводилось уже видеть скоморохов, но всегда они были или ярко нарумянены свеклой, или раскрашены цветной глиной. А сейчас за стол садились усталые люди без краски на лице.
– Что-то мало вас на этот раз, – учтиво заметила хозяйка, ставя перед каждым новым гостем по глиняной миске. (Скоморохи, бывалые странники, ложки достали из мешков свои.)
– Уж такую ватагу удалось набрать, – развел руками Горыня. – В Звене́ц идем, на ярмарку.
– Звенец – скоморохам отец, – солидно поддержал разговор старик. – Каждое лето – ярмарка, каждую зиму – снова ярмарка. Богатый город. И жители щедры к веселым людям. Жаль, сейчас ватага и впрямь маловата…
– С нами еще Нерад, – тихим низким голосом вмешалась здоровенная женщина. – Отстал он от нас, захворал в Заозерье. Договорились, что, если быстро на ноги встанет, то здесь встретимся, в «Добром пути». А пока мы по окрестным селам прошлись…
– А ты, красавица, у меня впервые, – сказала хозяйка, приглядываясь к гостье. – Ты пляшешь или поешь?
– Я медведь, – смущенным баском призналась женщина.
Все рассмеялись было, но тут же притихли, виновато оглядываясь на колыбель.
– Зверя у нас нет, – пояснил Горыня хозяйке и Незване, – зато шкура есть. Матрёна шкуру натягивает и до того похоже медведем пляшет! Ходит – косолапит, а если рявкнет – народ шарахается, у всадников кони на дыбы встают.
– У меня муж горшечником был, – вздохнула Матрёна. – Как помер – четверо детишек остались. Мне-то гончарное дело не по рукам. Что ни вылеплю – сомну, что ни обожгу – перебью. Может, старший сынок, как подрастет, ремеслом займется, он уже пробует садиться за гончарный круг. А я прошлой весной оставила