– Ты также должен быть здесь ради себя, – негромко возражаю я. – Это важно для меня, Кэл. Очень важно.
Всю жизнь я жила с разбитым сердцем.
Мне невыносимо видеть, как он чахнет.
– Я облажался, когда уволил тебя. Это была большая ошибка. – Он вновь безучастно пялится в потолок, продолжая массировать лоб, словно его одолела досадная мигрень.
Крошечная часть меня находит утешение в его признании, поскольку я считала так же, но это не длится долго. Боль оттаивает, потому что единственное, что сейчас может утешить меня, – это благополучие Кэла.
– Да какая теперь разница. – Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до него и тем самым утешить. – Все в прошлом.
Усмехаясь, он качает головой.
– Ты говорила, что прошлое важно.
Я мотаю головой на его заявление.
– Важно лишь то, что имело для нас значение в прошлом. Мы забираем с собой светлые воспоминания и оставляем все остальные. Оставляем в прошлом то, что причиняет боль и не дает двигаться вперед.
Проблеск откровения озаряет его взгляд на секунду, а затем он моргает.
– Я просто… – Кэл вздыхает, вновь потирая лицо. – Ты словно моя единственная надежда, Люси, и я не могу избавиться от чувства, что тяну тебя на дно вместе с собой.
– Я не позволю тебе утонуть. Мы выплывем вместе.
– Это не так просто. Ты родилась сильной, – устало отвечает он. – А я нет…
– Никто не рождается сильным, Кэл. Никто. – Придвигаясь ближе, я украдкой бросаю взгляд на напряженные черты его лица и продолжаю более уверенным голосом: – Но мы все рождаемся борцами. И порой мы боремся ради того, чтобы стать сильными.
Он смотрит на меня томным взглядом. Между нами воцаряется напряженная тишина, словно он впитывает каждое мое слово, позволяя им проникнуть под кожу. Я наблюдаю, как дергается мышца на его скуле, когда он разрывает наш зрительный контакт и бросает взгляд на окно.
Затем в воздухе что-то меняется. Ветер внезапно меняет направление.
Кэл оглядывает комнату, впиваясь глазами в свежевыкрашенные персиковые стены, которые перекрыли некогда красно-синие полосы. Цвет спелой дыни напоминает о лете с палящим оранжевым солнцем и оставляет на губах сладкий вкус.
Мы в его старой комнате.
Я напрягаюсь, так как беспокоюсь о том, что могла пробудить не самые приятные воспоминания. Несмотря на его силу и массу, внутренний мир Кэла сейчас хрупок. Его суровая, брутальная внешность не намекает на человека с болью, скрывающейся внутри. Он хрупкий, как и все мы, и у меня совсем нет желания оставлять на его душе еще больше трещин.
Инстинктивно мне хочется начать болтать и извиняться, но я прикусываю нижнюю губу, позволяя ему самостоятельно обдумать все. Проходит несколько минут, потом еще столько же. Ничто не выглядит как прежде, но в этом-то и загвоздка. Я купила этот дом не для того, чтобы вариться в котле воспоминаний прошлого, – я купила его потому,