– Смотреть за ним в оба!
Два бойца, державшие Ромашова на прицеле, придвинулись ближе.
– Коротков, время?
– Без десяти пять, товарищ полковник.
– Ждем.
Летунов присел на заляпанное дорожной грязью крыло «эмки».
– Испачкаетесь, товарищ полковник, – предупредил Коротков.
– Испачкаюсь – отмоюсь. Это не та грязь, которая не отмывается.
Время тянулось медленно. Молчать становилось все неприятнее – нагнеталось волнение. Лидия сидела на плащ палатке и дышала на озябшие пальцы. На нею нависали с автоматами на изготовку двое бойцов охраны.
– Дайте ей варежки, – попросил Ромашов.
– Не надо, – вскинулась на него Лидия. – Мне не холодно.
– Коротков, дай ей свои перчатки, – приказал полковник.
– Какая забота! – проворчал лейтенант, отдавая перчатки и угрюмо косясь на невозмутимо молчавшего Ромашова. – Прям молодожёны.
– Не бурчи, – похлопал его по плечу полковник. – Лидии Николаевне нужны целые и невредимые, уверенные руки… – Летунов перевел взгляд на Фролову: – Как же они вас просмотрели, как?
– Что?
Летунов досадливо покачал головой:
– Я недоумеваю, Лидия Николаевна, как этот ваш хваленый фон Бонке проморгал в вас с Василием Федоровичем людей, которые пойдут сдаваться в контрразведку сразу по прилету. Он что, дурак? Как не понял кто перед ним? Как он вообще вас двоих до дела допустил? Вас ладно, но как Ромашова допустил? На что он надеялся? Или вы мне что-то недогововариваете, а, Лидия Николаевна?
– Мы все вам рассказали.
– Вы, Лидия Николаевна, может быть и все. Но вы же не можете поручиться за своего спутника? Ведь вы же, если верить вашим показаниям, даже не любовники, вы даже примерно не представляете, что у него в голове и с какой целью он привел вас сдаваться в НКВД, едва вы ступили на землю. Может быть, у него особые инструкции на этот счет? А вы ему верите.
– Он не приводил меня, я сама пришла, – осторожно сказала Лидия, наморщила лоб и с сомнением посмотрела на Ромашова. – Мы оба решили сдаться и сделали бы это в любом случае, даже если бы прилетели по отдельности и вообще были бы друг с другом не знакомы.
– Вы, может быть, да, пришли бы. А Ромашов? Вы не можете знать как поступил бы он. Отвечайте только за себя, мой вам совет.
Ромашов, наблюдая Лидино замешательство, страдальчески кривил рот, потом устало опустил веки, болезненно зажмурился и вздохнул, обращаясь по очереди к каждому из участников дискуссии:
– Мне нечего скрывать, Лида. Я говорил уже, что рассказал вам все, товарищ полковник, что мне известно.
– Да-да, вы говорили, – «вспомнил» полковник и перевел тему: – Кстати, Василий Федорович, а почему «Алёша»?
– Фон Бонке говорил, что я напоминаю ему Алешу Карамазова. Наверное, поэтому.
– Смешно. Достоевского, значит,