В Бостоне я ни разу не чувствовала себя такой живой, такой свободной. Не знаю, в Висконсине ли было дело или в том, что я оказалась далеко от родных и привычной жизни, но каждое утро я просыпалась с ощущением – вот оно, настоящее!
Машины у меня не было, и я старалась всюду ходить пешком. От квартиры до кампуса было мили полторы, но автобусом я не пользовалась даже в промозглую погоду. Шагала по улицам и на ходу сочиняла очередной рассказ. Иногда у меня в голове рождалась целая законченная сцена, и в университете мне оставалось только записать готовый диалог персонажей.
Случалось, что в Мэдисоне на меня нападало одиночество. Но это было дело привычное.
Всю неделю мы ждали вторника – семинара. Ведь кроме ведения занятий в творческой мастерской для студентов от нас требовалось лишь представить новый текст для обсуждения и прочитать работы однокурсников.
Хотелось бы сказать, что первое впечатление о ребятах меня не обмануло, однако же и ошиблась я во многом. Каждый из них оказался натурой куда более сложной и ранимой, чем мне показалось вначале. Мы постепенно узнавали друг друга все лучше – и по текстам, и в процессе обсуждения этих текстов. И вскоре сдружились. Стали «товарищами по творчеству» – оказалось, есть и такой вид дружбы.
Однако в жизни мы по-прежнему мало пересекались. Иногда могли не видеться несколько дней – если на кого-то нападала хандра или вдохновение. И не считали странным, если кто-то пропускал семинар, уходил раньше или врывался в последнюю минуту. Таковы были социальные нормы нашего замкнутого мирка. Я в любую минуту могла бы исчезнуть, и никто не стал бы задавать вопросов.
На первом месте для нас было творчество. Если в сообщении тебе отвечали: «Пишу» или «Редачу», – ты понимал, что человека сейчас беспокоить не нужно. Несмотря на то, что от нас практически ничего не требовали и времени на работу оставалось вдоволь, осознав, что оно не бесконечно, мы взялись за дело всерьез. Так погрузились в свои тексты, что вскоре поэты перестали с нами общаться.
– С прозаиками становится жутко сложно, как только они понимают, что могут зашибать за свою писанину деньги, – заметил один из них. – На поэзию-то всем наплевать.
Все свободное время мы либо писали, либо пили. Ходили по барам