Я потянулся взял из пепельницы её сигарету и затянулся. "Ну и что?" – спросил я её, выпуская дым колечками в потолок – "Ты по-своему чертовски красива, даже слишком, и невероятно сексуальна, это нормально. Такая реакция нормальна". Она отвернулась и стала снова смотреть в. Наша нагота нисколько её не смущала, как и то, что с вечерней улицы её может быть отлично видно в освещенном . "И опять не то" – покачала она головой – "Я хочу его тело, а не личность, не его самого. Хотя, конечно, возможно именно тайна личности в его глазах побуждает меня к этому, но все же всё же я думаю о его теле. Как он пахнет, какая у него кожа, как оно, его тело, могло бы двигаться вместе со мной в едином ритме. И только потом я думаю о том, как он вообще себя поведет. Что скажет. Кого он разбудит в моих глубинах, алчущего зверя, готового рвать его плоть и слизывать дорожки крови дрожа от жажды и вожделения. Или мягкую и нежную покорность, чья истинная радость впитать его в себя, окружая теплом и покоряясь, плавится слезами в его руках". Она снова обернулась и внимательно посмотрела мне в лицо, словно ища во мне ответ на свои мысли. "Поэтично" – подумал я, делая глоток из бокала и промолчал. Она же, отвернувшись, продолжила – "Много позже, чуть ли не в последнюю очередь, я думаю о нем как о человеке. О его чувствах, желаниях и переживаниях".
Она снова затянулась и, выпустив дым в стекло окна, вдруг резко произнесла: "Я не могу себе его позволить". Вот тут я еле сдержал смех. Снова иронично усмехнулся: "Да уж, велика птица. С чего бы, дорогая ты моя девочка?" Однако это её вовсе ничуть не развеселило. Изящно обогнув стол, она подошла, села рядом со мной и, закинув свои узкие ступни на край стола, откинулась на подушки: "Во первых, я вижу в нем дичь, добычу, "мясо". Она курила, разглядывала что-то на потолке, и шевелила пальцами на ногах. "Ну и что?" – удивился я – "Первый раз что ли? Мы вроде взрослые люди то. Нет?" Она немного помолчала и выдала: "А во вторых, я боюсь оказаться для него этой самой добычей". Я убрал прядку с её лица и рассмеялся: "Боишься уронить "охотничью честь"?". И снова мне не удалось её развеселить. Потушив сигарету, она отставила пустой бокал и, повернув голову в мою сторону, завозилась, поджимая свои стройные ноги, усаживаясь поудобнее и накидывая на колени мягкий плед. В её больших глазах, хорошего, чистого цвета крепкого чая сейчас плескалась печаль с привкусом боли. И я не мог, действительно не мог понять, откуда это в ней засело. Неужели именно так выглядит борьба естества и физиологии с духовностью и моралью?
"Я хочу его" – тихо и медленно проговорила она – "А если он окажется хорош, я захочу это повторить, а если я захочу повторить, то сделаю это не один и не два раза, и тогда захочу его еще немного удержать, хотя бы на время, а если он согласится и останется, то я привыкну и захочу, чтобы он остался навсегда. А как