Мое обращение как будто на секунду перенесло нас в викторианскую эпоху, ресторан превратился в обычный салон в центре Парижа, за женщинами (девушками?) вот-вот прибудет экипаж и мне надо поторопиться, чтобы успеть их обслужить. Игра инициированная парой слов, в которую «Аня», не осознавая, согласилась со мной поиграть. Ее плечи расправились, взгляд стал прям. Ну поиграй со мной, пожалуйста, поиграй.
– Будьте добры.
Согласилась. В ответ лишь еле заметный кивок головы с необходимым к ее статусу почтением. Отступаю от их стола спиной и боком, не позволяя обернуться раньше установленной дистанции. «Все. Можно» – где-то метра за три-четыре от их стола. Мне понравилось, теперь я буду общаться с ней так, отстранено от внешнего мира, под сенью незримых цветов, тет-а-тет, превознося ее и радуясь тому, что меня понимают. Осталось взять вина и спросить за салат с морепродуктами. Вроде больше ничего не надо. Ах, там, на другом столе, еще же что-то из еды заказывали, надо глянуть.
Не знаю, как элегантно обращаться с этой бутылкой. Придется импровизировать. Их взгляды загипнотизированы крутящейся по оси, в моих руках на бутылке, в шрифте черных закорючек с кляксой этикеткой. Притворяются, что пустое, но вот, и в словах начинает чувствоваться натянутость, реплики забываются, видно, как молчание завоевывает свою безапелляционную, доминантную роль, попеременное их моргание принадлежит этой этикетке, а значит и мне. На секунду становится смешно. Неужели настолько сильно вожделение этого обещания. Как будто весь прошлый разговор лишь репетиция. И пока почти прозрачная жидкость, заикаясь, наполняет первый бокал, разговор как будто возвращается на положенное свое место. И разговор этот тем гуще и живее, чем больше вина оказывается налито. Мне в какой-то момент даже не хочется останавливаться, может ли быть такое, что их болтовня обратно пропорционально сухости дна разгорячится до уровня записи на перемотке, где с трудом удасться уловить пару звонких гласных. Но эти эксперименты, наверно, лучше приберечь до другого момента. И почему меня опять несет в эту сторону странных рассуждений? Неужели на меня так сказывается расставание с Настей? Никогда не думал, что она занимает так много места у меня внутри.
Ополовиненную бутылку вина оставляю на столе, чтобы они сами могли ей распоряжаться. Иллюзорная власть осозналась мгновением и прошла (или это я поскорее попытался от нее избавиться?). Не знаю. Надо допросить у Пети оставшиеся чай, салат, шашлык и что-то там было еще. А, дорадо и сибас, точно. Вроде все.
Барная стойка не обновлялась, все также блестяще пуста. Ожидание беспокоит, что заставляет взбежать за уже груженым подносом. Привитая опытом осторожность сберегает до женского вопроса у мойки: «много там еще гостей?», на который, не думая, «Мммм не знаю, а здесь еще пару столов». С тенью в ресницах грусти только что, наверно с трудом, вставшая дама оседает