– Да ничего, она же искусственная.
Радость за натуральную красоту немного стихла. Я сел за стол, Алёна вдруг достала что-то из-под стола и встала около меня.
– А я тебе тут кое-что принесла.
Она выставила руки перед собой, и в них я увидел небольшой полиэтиленовый свёрток. В нём оказались несколько бутербродов. Хлеб, небрежно срезанный кусок мяса и что-то напоминавшее соус для гриля. Я развернул свёрток и жадно стал пережёвывать еду через тошнотворные ощущения.
– Приятного, – она села рядом, ближе к выходу, и облизывала меня взглядом с ног до головы.
– Угу, – безразлично ответил я.
Мы немного помолчали, она не переставала на меня глазеть.
– Налить тебе воды?
– Да, спасибо, – грубо говорил я с набитым ртом.
Алёна показательно выгнула спину, пока вставала, и ушла обратно в дом. Конечно же, чтобы я увидел. Сегодня она была одета в зелёные шорты чуть выше колен, белую футболку без лишних надписей или рисунков, и под ней на свету просвечивался серо-бежевый бюстгальтер.
Я вернулся обратно к трапезе. После стольких часов голодания такая мелкая пища просто проваливалась в мой желудок. Очевидно, что этого было мало и это лишь возбудит мой аппетит.
Алёна вернулась со стаканом воды, обычный гранёный стакан.
– Держи, – она подала мне его в дрожащие руки. – Осторожно, давай я подержу.
Стакан сразу опустел, холодная вода чуть била по горлу. Я поставил стакан на стол и взял обратно еду. Алёна села ближе и начала расспрашивать меня.
– Отец сказал тебя проверить, хорошо себя чувствуешь? Швы не расходятся?
– Кхе-кхе. Нет вроде, – я от испуга поперхнулся, резко выровнял голову и уставился прямо; она его дочь! – Давай глянем, – быстро опустил голову, приподнял футболку, и Алёна пальцами мягко трогала кожу вокруг швов.
Так, значит, Алёна – дочь Дока. Интересно, он знает об её отношении ко мне?
– Ничего, может, через недельку заживёт, нам ребята привезли новые из Николаевска. Они должны были прийти, но их как неделю нет. Провалились николаевцы!
– А это далеко? Николаевск.
– Ну, где-то тысяча километров. Они же на лодках сюда возят.
– На лодках? Типа, на резиновых? Тыщу километров по морю? – я убрал собирающийся улететь пакет под стакан.
– Ой, ну на паромах, или как там они называются.
– А как они вообще, им никто не мешает?
– Ну, если не считать туман, который уже много лет стоит, блокаду с Тихого океана и возможность напороться на мель или утонуть посреди моря, то, конечно, никто не мешает.
Я хотел было расспросить её про туман и всё остальное, но понял, что если начну задавать очевидные вопросы человека, который не терял память, то она меня явно поймает. Я решил начать издалека.
– Сколько ж уже этот туман стоит? Пару… лет?
– Ну, ты что, после войны лет семь или больше. Я уже не помню, какой год, ну это, началом считается, – она протёрла глаза. – Двадцатый – двадцать первый.
– Понял-понял.