Геннадий молча вёл автомобиль, глядя на покрытую снегом дорогу, отражающую свет фар, растворяющийся в ночи. Впереди была лишь, гнетущая сознание, тьма, как отголосок преисподней, в которую безутешный Орфей спешил за возлюбленной Эвридикой. Ему казалось, что эта страшная сказка скоро закончится и все, принимавшие в ней участие, переведя дух, улыбнутся друг другу.
Изредка идущие на встречу автомобили, выплывали из тумана и исчезали габаритными огнями в зеркалах заднего вида. Вдоль пустынной дороги выросла одинокая заправка. Молча свернув с трассы, припарковался у колонки.
– Богдан, заправь пожалуйста бак. Вот деньги, – он вынул из кармана несколько купюр.
Очень скоро заправив автомобиль, попутчик вернулся. Геннадий молча сидел, опершись головой о рулевое колесо.
Вдруг внутри что-то сломалось. Зажмурившись и распахнув широко рот, он закричал. Казалось, мышцы лица разорвутся от напряжения. Это был внутренний крик, крик души. Не издав ни единого звука, он орал, направляя все душевные переживания куда-то в глубь вселенной, пытаясь докричаться до Того, Кто, как ему казалось, был глух к нему последние полгода. Лишь горькие слёзы были свидетелями его душевных мук.
Он долго так сидел и казался вполне спокойным, но атмосфера была пронизана скорбью. Не осмеливаясь произнести ни слова, друг, казалось, слился с креслом.
Еле слышно рокотал двигатель. Время остановилось.
Неожиданно, поднял голову. Глаза уже высохли. Отжал сцепление и, включив сразу вторую передачу, медленно тронулся с места, всё больше отдаляясь от скорби, куда ему предстояло вскоре вернуться.
Прощание
На следующий день, усталый от длинной, ночной дороги и измотанный душевными переживаниями, Геннадий вернулся в дом родителей жены со своей мамой.
Он подошёл к закрытым дверям залы и открыл их. Оттуда повеяло февральским холодом.
Посреди просторного помещения на столе лежал деревянный гроб, обитый красным атласом, а по краю черной лентой.
В нём лежала Ирина. Её любимое голубое платье, как всегда, было ей к лицу. Казалось, она вот-вот проснётся, откроет глаза и встанет в изумлении, не понимая, что происходит. Мама её лучшей подруги, работавшая в морге, хорошо поработала, Ирина была, как живая.
– Такой ты её ещё не видел, – тёща подошла сзади, едва сдерживая слезы.
Неистово сдавленные скулы, отозвались болью в темени. Сжав кулаки, не промолвив ни слова, он вышел из комнаты и направился к выходу. Нужно было ещё многие вопросы решить, связанные с похоронами.
*******
«Хранимый небом пилигрим
Влачит свой путь земной.
Давай, мой друг, поговорим.
Поговори со мной.
Я плачу в тишине ночной.
Ты слышишь ли меня?
Слеза смеётся надо мной
В безмолвие маня.»
Геннадий вёл машину по городу. Мама сидела рядом. В полнейшей тишине, строчка за строчкой, рождался текст новой песни. Он не хотел этого, но кто-то жестоко выдавливал