Педагогом она была жёстким и бескомпромиссным. Пятёрки ставила редко – в исключительных случаях. Четвёрки надо было зарабатывать непосильным интеллектуальным трудом. За тройку тоже надо было попотеть.
Сколько золотых и серебряных медалей было зарублено Галиной Дмитриевной! Потом ей просто не стали давать старшие классы, и количество медалистов резко увеличилось.
Она никогда не ставила своевременно оценки за четверть. Детям приходилось по несколько раз пересдавать темы, пока наконец долгожданная тройка не была выставлена в журнал. Я, как завуч, никак не могла свести отчёт и сдать в гороно, но я тянула до последнего, ведь стоило только нажать на Галину Дмитриевну и сказать, чтобы она срочно выставляла оценки, она не рисовала тройки, нет! бескомпромиссно выставляла двойки, что меня тоже естественно не устраивало.
НО! Ох уж это важное, всегда показывающее иную сторону бытия «но»!
НО Галина Дмитриевна была при этом замечательным человеком, по-своему любящим детей. Дети это, конечно же, понимали не сразу, они не любили Сухую, боялись, кто-то ненавидел даже. И кличку ей дали не столько за внешность, очень симпатичную кстати, а за её несгибаемость, бескомпромиссность, крутой нрав.
Зато она была готова до вечера сидеть в школе и объяснять непонятные темы ученикам, принимать, не раздражаясь, зачёты.
Когда ей стали всё меньше давать часов, Галина Дмитриевна согласилась на должность социального педагога. Справлялась она с обязанностями соцпедагога замечательно. Даже мягче немного стала, уступчивей, общаясь с асоциальными семьями, но хватки своей не потеряла. И многим пьющим папашам, да и мамашам водка порой лезла в горло с трудом, когда они вспоминали социальную педагогиню, которая строгим, укоризненным взглядом внушала им трезвость и умеренность.
– Пойдёмте в лаборантскую, – позвала Галина Дмитриевна.
И когда мы зашли, загадочно проговорила:
– Я знаю, кто мне иголки подсунул!
– Кто?
– Танька Тарханова.
– Как вы поняли?
– Вот смотри!
Она слегка приоткрыла дверь, чтобы я могла наблюдать за классом.
– Первая парта. Алексей Бабушкин. Сидит спокойно, не ёрзает, головой не вертит. И так уже два часа. Надоело ему, конечно, но он ничего не знает, совесть его чиста. Вторая парта. Антон Лузин и Саша Карнаухов. Антон знает, кто иголки подложил, а Саша нет. Антон уже весь извертелся, всё время оглядывается назад. Руки потеют, потирает их. На месте сидеть не может. Точно знает. А Саша спокоен, тыкает его локтем, мол, успокойся, достал уже.
Да они все как на ладони. Теперь смотри: Танька. Сидит она с Джабарровым, и я сначала думала, что это он подложил.
Но нет! У того духу не хватит, хотя Антон всё время на их парту оглядывался. И тогда я поняла: Татьяна! Понаблюдала за ней, так и есть! Сидит каменная, как ни в чём не бывало, а сама зажатая, дышит прерывисто. Она! Точно она.
– Ну что отпускаем ребят, а Татьяну оставляем, родителей вызовем. Признается,