Очевидность далеко не всегда выдерживает критическую проверку. Некоторые советские этнографы, размышлявшие над проблемой языка как фактора этногенеза, выделяли моменты, не укладывавшиеся в тесные рамки сталинской догмы. Академик Ю. В. Бромлей, в частности, писал: «…если исходить из идеи «общности языка» (имея в виду при этом общность одного языка) как обязательного этнического признака, то немало народов автоматически окажется за пределами этнической категории»[13].
Он напоминал, что среди народов нашей страны значительные массы башкир, карел, эвенков считают своим родным языком русский. Есть народы, отдельные части которых с трудом понимают друг друга. Это, например, северные, восточные и южные группы китайцев. Ученый далее отмечал, что у некоторых народов существует даже несколько хотя и близких, но разных литературных языков: у мордвы – эрзянский и мокшанский, у норвежцев – риксмол, ланнсмол, самноршк[14].
Это наблюдение привлекает внимание к существеннейшему аспекту взаимоотношений народа и его языка – их динамизму. При всей их устойчивости и даже консерватизме они изменчивы, текучи. В судьбах языка находит свойственная жизни этноса тенденция преодоления своей внутренней неоднородности, сращивания с другими этносами, наконец, поглощения. Если народ – центр притяжения для соседей, то его язык вырастает в средство межэтнического общения, средство распространения его культуры. И, напротив, язык народа, переживающего культурный спад, духовный разлад, вытесняется, зона его распространения сокращается.
Национально-этническое самосознание склонно абсолютизировать роль языка в процессе национального становления, причем за этим скрывается культ самого этноса, стремление остановить его движение на некой вроде бы высшей точке эволюции. С тревогой относится оно к ассимиляционным процессам и взрывается, если подозревает хотя бы малейший элемент насилия, вмешательства власти в их поощрение или поддержку. В этой ситуации, как правило, отметается реально складывающаяся в обществе «иерархия» языков и агрессивно утверждается примат родного языка. Парадоксальным образом именно тогда-то и начинает торжествовать формула Сталина об «общности» языка как признаке нации.
Нельзя не задуматься о социальном и нравственном подтексте этого явления. Не означает ли факт существования «иерархии» языков и объективного неравенства людей, говорящих на этих языках? Разве существование в многонациональном обществе одного доминирующего языка не ставит в привилегированное положение и тех людей, для которых этот язык является родным? Ответ очевиден. Трудно не понять, почему человек, на своей родной земле вынужденный отказываться от языка своих