Серые розы Роннебю. Мия Велизарова

и запрокинул голову, разглядывая резные фигурки. Кёрстен знала, что под пазухой у него всегда спрятан сделанный братом кораблик из сосновых щепок и зубочисток. Каждый раз, встретив на своем пути достаточно глубокую лужу, Нильс часами мог сидеть, наблюдая, как утлое суденышко скользит по водной глади. Кажется, он абсолютно точно решил стать матросом, когда вырастет, а Улле в ответ тут же пообещал устроиться капитаном, чтобы присматривать за братом. Шутник, ведь на капитана нужно много и долго учиться, так сказала мама. А учиться Улле никак не хотел, несмотря на уговоры и шлепки от тети Мадлен. Вместо уроков братья предпочитали часами напролет бродить по городу, по полям и в лесу, или же пристраивались помогать в лавке. Считал Улле, к слову, даже быстрее дяди Альфреда, легко обходясь без счетной машинки.

      Сама Кёрстен пока не знает, кем хочет стать. Может быть, художником – как тот, что устроил им неземную красоту в Роннебю, вставив в храме вместо обычных стекол цветные витражи. Всякий раз, когда светит солнце, на белых стенах играют волшебные блики – и тогда у всех, даже у хмурого сапожника Улофа, лица светлеют и на душе становится так легко-легко. А уж когда начинает играть орган…

      – Тсс, не вертись, – одергивает ее мама. А Кёрстен просто очень хочется, чтобы Улле заметил ее новое платье. Она даже специально села для этого с краю, у прохода. На белом-белом вязаном полотне бабушка вышила ветки рябины и пару синиц. Время от времени Кёрстен подносила к носу рукав – не потому, что забыла носовой платок, тот преспокойно лежал в грудном кармашке. Просто от платья уж очень хорошо пахло сушеными травами и ягодами.

      – Будто лето вернулось, – раздался у нее над плечом чей-то шепот. Взвизгнув, девочка подскочила, заработав еще один неодобрительный взгляд мамы. А самое обидное, что сиденье позади было пустым. Ну, или почти – если не считать страшно довольной призрачной физиономии.

      И ведь ничего нельзя ответить при всех, – надула губы Кёрстен, решив стойко игнорировать настойчивое покашливание сзади. Тем более, что подошел черед петь ее любимый псалом. Номера хоралов были видны на деревянной табличке, украшенной сверху резной крышей на манер домика. Петь со всеми прихожанами было проще, чем в хоре. Во всяком случае, никто ее не одергивал и шикал, а уж какие ноты выводил громогласный бас дяди Альфреда!

      Улле, причесанный и похожий на ангелочка в своем белом балахоне, встретился взглядом с Кёрстен и сделал страшные глаза. Вот дурак, думает, она просто так рассмеется, как же. Кёрстен в ответ пригрозила ему пальцем, но парень все не унимался. Кажется, его брови сегодня сошли с ума и решили денек пожить своей жизнью. И как только он умудряется строить рожи и при этом ни разу не сфальшивить?

      А ведь если подумать, Улле упорно указывал куда-то вниз…

      – Фаффли! – во всеуслышание заявил Нильс, указывая пальцем на проход между рядами. Тетя Мадлен отвлеклась от своих горестных мыслей и наскоро сделала ему замечание, чтобы не ёрзал, но Малыш все не унимался и смотрел куда-то под кресло. Кёрстен