– Пройдите в комнату, – слышит его голос, и он идёт в направлении взмаха руки охранника. Ступени ведут его вниз, в хранилище. Его ячейка одна из самых больших. Стальные двери медленно расходятся, открывая ему путь. Клерк уже там. Он улыбается самой доброжелательной улыбкой. А как не улыбаться, если напротив него стоит тип, у которого в загашнике около миллиона долларов наличными.
Он снял рукой напряжение, проведя ладонью по щекам. Этому он научился в спецотряде морской пехоты. У мастер-сержанта Тэда Мюррея. Мастера айкидо, тот семь лет учил его убивать. На зоне, после пары стычек, авторитетом он пользовался непреклонным, хотя активного участия в жизни тюрьмы не принимал. Все группировки к нему относились с уважением, но он не подпускал их к себе ближе вытянутой руки. И в этом был их секрет.
Он открыл сейф и отсчитал необходимую сумму.
– Двадцать тысяч?
– Да.
Купюры радостно прошелестели в руках клерка и перекочевали к нему. Поставив автограф, где надо, он попрощался с банком до следующего раза, участливо моргнув охраннику. Если и насторожило его что-то, когда он спускался по ступеням в душный мир, то лишь чья-то тень, скользнувшая по асфальту и исчезнувшая за углом. Лишь позднее он понял, что совершил ошибку, направившись к центру Фриско по его мрачным переулкам.
Не старше двадцати лет, они напоминали ему волчат, дерущихся за кость. Самому старшему, высокому и широкоплечему парню, возможно, исполнилось двадцать пять. На его предплечье он заметил татуировку парашюта и двух скрещённых молний. Десантник. Если его глаза что и выражали, то только не дружелюбие. Истощая негативные всполохи, его причёска, постриженная под петушиный гребень, волосами указывала на ему как на объект неспособный к сопротивлению. За его спиной стояло ещё пятеро парней помладше. Все чёрные. Самому маленькому не исполнилось и десяти.
– Дяденька, помогите на операцию, у меня мама умирает, – заканючил он, улыбаясь в двадцать два зуба. Если кого и могла напугать эта улыбка, то только пятиклассниц. И что самое интересное, жалости Грек к нему не почувствовал.
– Сегодня не подаю, – ответил он, не собираясь поворачиваться к ним спиной.
– Так у него мама умирает, – пытался надавить на слабую точку здоровяк с петушиным гребнем, но его доводы он отмёл с ходу.
– Я не Армия Спасения.
– Тогда, просто дай денег, – не унимался сын умирающей женщины, угрожающе приблизившись к нему.
Улица была пуста, как ствол незаряженного карабина. Быть избитым уличными подонками, нет, такая перспектива не по нему. Когда-то он сделал себе наколку «всегда верен» со скрещёнными молниями. Художник два месяца рисовал на его предплечье свой шедевр. И тогда он заказал рукава рубашки, оголив бицепсы. Умные должны понять все правильно.
– Я вышел двое суток назад. Но с удовольствием вернуть назад, получив срок за групповое убийство, – даже не говорил, выдыхал он каждое слово, чтобы они поняли его