«Федь, а-а Федь?» – нараспев окликнула она его из-за печи, куда убрала использованный при уборке веник. Чистоту в доме хозяйка обычно старалась поддерживать. То ли расслышав, как тот буркнул в ответ, а то ли и не очень, бабёнка тут же продолжила:
«У Васьки двойка опять, по арифметике, слышь?.. Дров бы на зиму запасти, осень уж на дворе…
Чё там в мире-то делается?» – по неизменной русской традиции объединила она в одну фразу все насущные вопросы текущего момента. Раздумывая, на что ответить в начале и зная при этом, что разницы всё равно нет никакой, Фёдор по привычке что-то невнятно пробурчал и уселся за стол, где его ждала миска наваристых щей и блюдце с толсто нарезанным чёрным хлебом. Опрокинув гранёную рюмку «Пшеничной», он благостно крякнул и с удовольствием взялся за потемневшую от времени столовую ложку.
Мысли его были заняты не какими-то там дровами и двойками, а лежавшим на тумбочке возле кровати потрёпанным номером «Кленового мира», где публиковались статьи и документы, утолявшие жажду беспощадной правды о кровавом и страшном, как теперь выяснялось, прошлом утомлённой энтузиазмом страны. И правду эту, заменявшую собой американские фильмы ужасов, в силу отсутствия дорогущего видеомагнитофона, хотелось читать и читать. Истосковался в ту пору всякий мыслящий, не лишённый кругозора человек по этой самой правде. И чем более страшной и лютой она являлась ему со страниц толстых журналов, тем опостылее и отвратней начинала казаться приглаженная, «карамельная» советская культура и бессовестная пропаганда, превратившая население в послушное стадо, по солидарному утверждению разоблачителей с непривычными для русского слуха фамилиями, казавшимися от того лишь ещё более авторитетными.
Зима вновь подкралась как-то незаметно, предательски, из-за угла – как это по обыкновению и случается в нашем с вами родном отечестве. Фёдор валялся на кровати в телогрейке, драных шерстяных носках и шароварах, упоённо вчитываясь в увлекательные и жутковатые строки величайшего произведения тогдашней современности – романа «Архимандрит-бурлак», ставшего благодаря Перестройке знаменитым романиста Алексея Исааковича Правдина. Льющаяся со страниц журнала сквозь глаза прямиком в мозг восхищённого и раздавленного Фёдора великая сермяжная правда увлекала настолько, что каким-то непостижимым образом очнулся он, чтобы сходить до ветру и перекурить, уже лишь в ту незабвенную эпоху, когда последний лидер прежней страны – сменился