Максим осторожно посмотрел на край стола и увидел тупо жующего камбалу белоруса. Осунувшееся от недосыпания лицо, обтягивающая острые скулы тонкая серая кожа, ввалившиеся в глубину лица глаза и тонкие, как ниточки, губы. Эх, Леха! Сердце у Максима неприятно сжалось. «Без меня ведь ребятам еще труднее будет. Все мои обязанности ротные они между собой разделят и в горах…. Так, стоп! Какой-то Вася Пупкин, в ус не дуя, служит припеваючи в Московском военном округе, но разве мы можем ставить ему это в вину?»
Каждому свое, вспомнил Максим сказанную древним мудрецом фразу. Он резко встал и, стараясь не глядеть на друзей, быстро вышел из столовой.
На улице было уже темно. Ночь в Афганистане наступает быстро, не церемонясь. Чистое и близкое небо, словно звездное покрывало, накрыло Максима черным бархатом. Огромных размеров плоская луна висела над ним, словно аппетитный светящийся омлет, освобожденный от раскаленной сковородки и неизвестно как прилипший к небесам. Внутри было легко и весело. Человеку всегда легко и весело в конце мучений и в преддверии новой, интересной жизни.
Помыв в умывальнике котелок, Максим уверенно направился к темному силуэту своей палатки. У входа он остановился и прислушался. В палатке слышались знакомые голоса – хриплый бубнеж Фана и грубоватый дембельский бас башкира по прозвищу Бриг. «Была – не была, не убьют ведь», – подбодрил себя Максим и, открыв дощатую дверь, шагнул внутрь, словно к тигру в пасть.
В пустой палатке – рота еще не вернулась с ужина, находилось трое солдат. Грозный Фан, по-турецки сложив босые ноги, сидел на кровати возле открытого РД и размышлял над тем, как в небольшой рюкзачок уместить увесистый боекомплект и сухой паек на три дня. Бриг, сидя на соседней кровати, колдовал над разложенным по частям на тумбочке радиоприемником. Младший сержант Чайка, сидя в проходе между кроватями, пытался раздуть огонь в непослушной буржуйке.
Максим осторожно подошел к кровати Фана и в ожидании неприятного разговора робко остановился. Все отложили свои дела и с интересом уставились на вошедшего «музыканта». Первым, как и положено по иерархии, с укоризной в словах заговорил Чайка:
– Вы что, шнуры, службу совсем завалили? Печка потухла, народ замерзает, а я должен за вас отдуваться? – Он встал с табуретки, освобождая занятый пост, и кивнул головой в сторону заснувшей чугунки. – Давай, Веденеич, работай!
– Тихо, Чайка, не суетись, – обмораживающим душу шепотом прохрипел Фан и жестом пригласил Максима сесть напротив. Чайка удивленно пожал плечами и молча продолжил растопку.
Напротив Фана была кровать Брига. Парень неуверенно замялся. Сидеть на дембельской кровати без разрешения хозяина было не принято.
– Садись, братка, садись, – на удивление радушно пробасил огромный Бриг и рукой