История краха Архипа Рыкова и его вечной жизни. Выдержка из подглавы. Мечислав Океанович Туман-Зарянский

Ушли из Польши, под австро-венгерским штыком, клинья германской армии били по тылам и в лоб. Когда и одна бы, но крепкая победа?.. И хоть бы ладно. Много раненных, и он будет таким же. Ухнет крупп, рванёт снаряд – и не будет ноги или руки. Сколько раз он это видел? Ощинский, – онежец, из Ингрии, – в первой же атаке закололи. Повис на остром, скалящимся своей кровавой чистотой. Не запятнанный ничем, только жизнь стекала по лезвию. Такой же, только в сером, по-хозяйски бросил, стащил хрипящего Ощинского и выстрелом добил. А руки ещё сжимали комья, точно полз.

      Вокруг: «звынь, звынь», присвист скатывающихся со штыков людей. И шли дальше, вперёд. Что наши, – перед глазами: трепещет, дрожит – тянет руки к санитару, а тот идёт мимо. Знает, – горящим осколком содрало глаза и вообще лицо, – что мертвец. А он, красный, в крови, только на раны сыпется и сыпется пыльная земля, тянет их. Точно что-то ищет и молчит. Ни звука, рот открытый и язык блуждает, а руки в стороны и из груди струит – алая, тёплая, что пар идёт. Части черепа нет – но руки ищут, тычутся, кажется, скрежещут по земле.