Превыше жизни суеты,
Домов и городов – беззвучно —
Омыты, святы и светлы,
Как дети к Богу сквозь разлуку.
А снег идёт, а снег летит.
Бог, помня, землю обеляет,
Прохожего, и смертный лик
Похожим на иконный станет…
Омой меня и обели,
И от грехов земных избави.
Тебя я слышу, царь Давид,
Царь, омываемый слезами.
Все стихли. Белое на всех
Легло, как Божии ладони.
Бог человека в долгий век
Сопровождает на иконе.
Лик Божий, светлый лик Христов,
Молитвой нежной причащая,
Летит – не надо больше слов —
Снег очищающий над нами.
«Смотри – какая там Звезда…»
Смотри – какая там Звезда,
Зарделась меж селен.
Румяной розой воспылал
Под нею Вифлеем, —
Что, рот открыв, я замерла —
Гляжу на небеса.
А там созвездия стоят.
И надо всем – Звезда.
Сверхновая, снопами искр
Играя, космос жжёт.
И луч её Земли достиг.
И, павши на порог,
Вдруг осветил дверной проём.
Мне видно, как внутри —
Младенец в яслях, озарён,
Глядит на этот мир.
Ночь Рождества
Стоит отара между гор
Пред отчим краем.
Ждут пастухи, исход не скор —
Дитя рожает
Там роженица во хлеву,
В одежде бедной.
Стоит отара на краю
Самой Вселенной.
Он будет, верно, их пастух,
Тот малый агнец.
Звезда зажглась, и мир потух,
Глаза смежая.
А вихри млечные над всем
Летят большие.
Пред небом замер Вифлеем,
Как на картине.
О Судном Дне возговоря
В мирах бездонных,
Над спящим миром три царя
С святой иконы.
Над Вифлеемскою иглой,
Где ночи гребни.
И кружат вихри над землёй
В огромном небе.
«Его положила на сено …»
Его положила на сено —
отжившую лето траву.
Сама-то ребёнок ты, дева,
загадка в суетном миру.
Барашки, телятки да куры…
И детки, и детки вокруг —
те ангелы, что белокуры
и кружево пёстрое ткут.
Живут так они и играют,
танцуют все подле тебя,
как будто на пастбище Рая,
хоть в войнах и бедах земля.
А дети – всегда они дети.
Головки в весёлых кудрях.
Не старцы глядят на Младенца,
а дети смешные летят.
Хоть купол у храма разрушен,
день короток, смерть сеет страх.
А маленький добрые ручки —
ребёночек – тянет к цветкам.
Цветочки, гляди, оживают.
И дети