Освещённый ярким электрическим светом, разбросанный по широкой долине посёлок Лонгйербюен – детище неуемного американского миллионера Лонгйера – выглядел в полярной темноте как россыпь драгоценных камней из-под копыт бажовского сказочного оленёнка. Перенесенный норвежцами со своего старого места, на котором рейдеры гроссадмирала Дёница в 1944 году оставили лишь груду мусора, благоустроенный по последнему слову техники малого градостроения, норвежский шахтёрский таун за полярным кругом с населением, слегка превышающим тысячу человек, с гимназией и детским садом, церковью, бассейном, больницей и аптекой, почтой и телеграфом, рестораном и кафе, телевидением и радио, своей газетой, центральным отоплением, магазинами и практически всем, чем норвежское население пользуется на материке, плюс полярные льготы, превратился в образцовую норвежскую коммуну.
Времена, когда норвежцы в буквальном и переносном смысле прозябали в своих арктических посёлках и за каждой мелочью обращались к русским, прошли бесследно. Когда-то в распоряжении советских полярников находились ледоколы и буксиры, самолёты и вертолёты, радиостанция и прочая солидная материальная база для обеспечения достойного образа жизни в полярных широтах, а у норвежцев были одни лыжи. Но последние годы экономику Союза постоянно лихорадило, средств на всё не хватало, и одними из первых почувствовали это полярники.
Потом началась перестройка. Москва сокращала финансирование, в то время как Норвегия, скандинавский Кувейт, с умом используя свои нефтедоллары, вкладывала в шпицбергенскую инфраструктуру всё больше средств и постепенно предстала перед своим великим и строптивым соседом в своей изначальной роли – роли хозяина этой островной страны. До этого, на протяжении почти шести десятилетий, советские полярники, признавая эту роль чисто теоретически, на практике старались во всём обходиться без норвежской администрации, игнорируя её указания и распоряжения, либо вообще открыто их нарушая. Правда, и норвежцы тоже не оставались в долгу и часто в своём административном усердии выходили за рамки предоставленных им Парижским клубом в 1920 году полномочий на управление архипелагом.
Отказавшись от предложения норвежцев участвовать в совместном строительстве и эксплуатации аэродрома, советские посёлки лишились льгот на пользование им, а всё это потом стало влетать в «копеечку» и наносить непоправимые удары по трещавшему по всем швам бюджету треста «Арктикуголь». Одна лишь посадка вертолёта на аэродроме Лонгйербюена стоила тысячу крон, не говоря уж о приёме на нём самолётов «Аэрофлота». Не «потянули»