Бабушке суждено было прожить до 90 лет, как и своей матери, прожив без деда полтора десятилетия, который умер на 77-м году жизни.
Всего у меня, единственного в семье, было девять двоюродных сестер и шесть братьев. Лишь две сестры были по папиной линии, остальные – мамина родня. Старшая мамина сестра была бездетной, а из четырех маминых братьев больше всех детей – пятеро – было у дяди Павла, третьего брата по счету. Моя мама, парикмахер по профессии, конечно же, периодически стригла их, иногда брала с собой и меня. Помню, как я стеснялся, забившись куда-то в угол, и лишь спустя час, если не больше, приходил в норму, выбираясь поиграть со своей родней. Двое из них, брат и сестра, были меня немного старше, остальные две сестры и брат – младше. Они все были внешне в свою мать – у той были проблемы с весом, и она уже в молодости сильно располнела. Лишь старший брат пошел в отца, будучи более поджарым.
С детьми второго маминого брата, жившего в деревне, я виделся редко, лишь когда приезжал туда к бабе и деду.
Иногда в Речицу приезжали дети старшего маминого брата, которого лично я не видел никогда – он умер, когда я был ребенком. Его семья жила в Минске, и мои двоюродные брат и сестра, намного старше меня, из-за чего я называл их дядя Валик и тетя Оксана, были моей единственной столичной родней. Между собой они были абсолютно непохожи, но сестра была очень привлекательной – особенно, если учесть, что среди моих родственников эффектных внешне людей практически не было.
Чаще всего я общался с детьми младшего маминого брата: Паша был на 4 года меня старше, средняя, Люба, на год младше, а Леша, последний в семье, на 4 года младше. Наше общение чаще всего было связано с приездами в деревню, и об этом лучше рассказать отдельно.
9. Деревня
Поток коров, ленивый, пахучий и мычащий, медленно заполняет улицу, а я с двоюродной сестрой уже сижу на заборе, чаще над калиткой, где опора пошире, устроившись поудобнее, держусь покрепче и с интересом – но и с какой-то глубинной опаской – любуюсь животными, каждое из которых может затоптать такого ребенка. Чаще всего черные с белыми пятнами или черные полностью, но есть и рыжие или пегие, рыжие с белым, есть такие, где белого больше, чем черного, у каждой коровы свой рисунок из пятен, как и свой норов, кто-то движется покорно и спокойно, но есть те, кто выбивается из общего потока, тычется мордой не в свою калитку или вообще отбегает в сторону, не желая следовать дальше, щиплет траву, несмотря на окрики, и за дело берутся пастухи, которые гонят стадо с поля по домам.
Мы любуемся каждым животным, которое бросается в глаза, созерцаем рога – самое жуткое в их внешности, копыта, влажные морды с широкими ноздрями, их глаза и забавные уши, их хвосты, которыми они отгоняют насекомых, прислушиваемся к стуку копыт, шороху тел, к мычанию и сопению, к «выстрелам» хлыста пастухов, к окрикам хозяев, мы вдыхаем их особый запах. Мы живем этими минутами, растворяемся в них: пока они летят