Я не торопясь пил чай и свои воспоминания в систему все же привел. Конечно, легче было бы взять лист бумаги, карандаш и все записать, как это делается в научном, скажем, мире… Но опять сказалась привычка… Я служу не в науке, а в военной разведке. В разведке не следует доверять бумаге, которая всегда может попасть в руки постороннего человека и выдать тебя. Поэтому я стараюсь пользоваться памятью. Это было чем-то сродни шахматному сеансу одновременной игры «вслепую» на множестве досок. Тем не менее мне так было удобнее и привычнее думать.
Восстановив хронологию, я стал сортировать события по группам. Выделил три основные группы. В первую зачислил дни простого патрулирования направлений и дорог, прочесывание лесных массивов и окрестностей населенных пунктов. Во вторую – все контакты с местным населением, независимо от характера контактов, но исключая контакты с боевиками. В третью – боевые операции, то есть именно контакты с боевиками. Конечно, трудно восстановить в мелочах все, что произошло за полгода, но я старался, хотя понимал, что не выходящее из обыденного событие едва ли в состоянии стать причиной покушения.
Объем воспоминаний был большой, и не все вспоминалось в подробностях. Но я не ставил себе такую задачу. Подробности могли понадобиться в каком-то оставшемся незамеченным моменте. Предстояло еще только выяснить этот момент, но голова уже устала. И я позволил себе расслабиться, вернувшись мыслями к сегодняшним событиям. И не зря, ибо сразу уловил противоречие в словах, сказанных в мой адрес задержанным чеченцем: «Ты все равно приговорен… У нас не получилось, у других получится… Ты приговорен… И до Чечни ты не доедешь…» Противоречие было очевидным, если считать, что покушение имело перед собой конкретную задачу. А здесь просматривалось две задачи. Первая – я кем-то и за что-то «приговорен», и приговор пытаются привести в исполнение. Второе – «до Чечни ты не доедешь»… Следовательно, меня нельзя пускать в Чечню… Но если я приговорен, то приговорен за что-то, уже произошедшее там, во время командировки… То есть корни уходят в прошлое. А если меня нельзя пускать в Чечню, значит, разговора ни о каком «приговоре» идти не может, но я что-то такое видел в прошлую командировку, что может кому-то помешать в будущем…
Несоответствие было очевидным, и удивительно, что я сразу не обратил на него внимания, как не обратили внимания на эти слова подполковник Капустин и старший лейтенант милиции. И пусть такое понимание не проливало свет на событие, оно все же давало возможность мыслить в определенном направлении.
Но одними размышлениями делу не поможешь. А если своей памяти не хватает, надо привлекать чужую. То есть надо в самом деле в часть ехать…