– Ну как? – спросил я с торжеством в голосе.
– Что ж, если совесть вас не замучит…
– Раньше она меня никогда не подводила.
– Но что вы собираетесь делать дальше?
– Попасть к Челленджеру. Оказавшись у него в кабинете, я найду какой-то выход. Я могу даже открыто ему во всем сознаться. Если он спортсмен, это позабавит его, пощекочет ему нервы.
– Пощекочет, говорите? Как бы он сам вас основательно не пощекотал! Вам для этих целей больше всего подошла бы кольчуга или экипировка для американского футбола. В среду утром у меня будет ответ для вас – если Челленджер вообще соблаговолит ответить. Это вспыльчивый, опасный и вздорный тип, которого ненавидят все, кто с ним пересекался. Это также объект для насмешек студентов, которые позволяют себе дразнить его. Возможно, для вас было бы лучше, если бы вы о нем вообще никогда не слышали.
Глава III
Он абсолютно невыносимый человек
Опасениям (или надеждам) моего друга не суждено было сбыться. Когда я пришел к Генри в среду, меня ждало письмо с почтовым штемпелем Западного Кенсингтона, на котором почерком, скорее напоминавшим завитки колючей проволоки, было нацарапано мое имя. Содержание письма было следующим:
«ЭНМОР-ПАРК, ЗАПАДНЫЙ ЛОНДОН
Сэр, я своевременно получил ваше письмо, в котором вы утверждаете, что разделяете и поддерживаете мои взгляды, хотя они не нуждаются ни в вашей, ни чьей-либо еще поддержке. Вы соизволили употребить слово „рассуждения“ относительно моих утверждений о сути дарвинизма, и я хотел бы обратить ваше внимание на тот факт, что это слово в данной связи является в некоторой степени оскорбительным. Контекст вашего письма, впрочем, убедил меня, что вы употребили его скорее из-за невежества и бестактности, чем по злому умыслу, и поэтому я согласен не обращать на это внимания. Вы процитировали отдельную фразу из моей лекции, и у вас, видимо, есть проблемы с ее пониманием. Я склонен полагать, что не уловить значения сказанного мог только крайне неразвитый человек, но если фраза действительно нуждается в каких-то пояснениях,