– Как прекрасно ты говоришь, – заметила жена Мельника, выпивая залпом большой стакан подогретого эля. – На меня даже нападает дремота: совсем как в церкви!
– Многие люди хорошо поступают, – отвечал Мельник, – но очень немногие хорошо говорят; это значит, что говорить гораздо труднее, чем действовать, и что слова более ценны, чем дело, – и он сурово посмотрел через стол на своего маленького сына, который почувствовал себя совершенно пристыженным, опустил голову, покраснел и начал ронять слезы в чай. Но, вспомнив, что он был еще так мал, вы, наверное, простите его…
– И это конец истории? – спросила Водяная Крыса.
– Конечно, нет, – отвечала Коноплянка, – это только начало.
– В таком случае, вы совсем отстали от века, – заявила Водяная Крыса. – Всякий хороший рассказчик теперь начинает с конца, потом переходит к началу и заканчивает серединой. Это новая метода. Я слышала об этом от одного критика, который недавно гулял здесь вокруг пруда с каким-то молодым человеком. Он очень много распространялся по этому поводу и должен быть прав уже потому, что у него были синие очки и плешивая голова, и на всякое замечание юноши он презрительно замечал: «Глупости!» Но, пожалуйста, продолжайте ваш рассказ. Мне чрезвычайно нравится Мельник. Я сама преисполнена высоких чувств и очень ему симпатизирую.
– Хорошо, – сказала Коноплянка, прыгая с ноги на ногу. – Как только прошла зима и первоцвет начал развертывать свои бледно-желтые звездочки, Мельник объявил своей жене, что пойдет навестить Маленького Ганса.
– Ах, какое у тебя чудное сердце! – вскричала жена. – Ты всегда думаешь о других. Смотри не забудь взять большую корзинку для цветов.
И вот Мельник, закрепив крылья своей мельницы крепкой железной цепью, с корзинкой в руке спустился с холма в долину.
– Здравствуй, Маленький Ганс, – сказал он.
– Здравствуйте, – отвечал Ганс, нагнувшись над своей лопатой и широко улыбаясь.
– Ну как ты провел зиму?
– Вы очень добры, что спрашиваете об этом, – воскликнул Ганс, – мне подчас приходилось тяжело, но теперь, когда пришла весна, я снова счастлив, да и мои цветочки тоже.
– Зимой мы часто вспоминали о тебе, Ганс, и думали о том, как ты поживаешь.
– Вы очень добры, – повторил Ганс, – а я уже думал, что вы совсем забыли меня.
– Ганс, ты меня удивляешь, – сказал Мельник, – друзей не забывают. В этом и состоит прелесть дружбы; но я боюсь, что ты никогда не поймешь поэтической стороны жизни. Кстати, как хорош твой первоцвет.
– Да, он действительно красив, – согласился Ганс, – и как хорошо, что его у меня много. Я отнесу эти цветы на рынок и продам дочери бургомистра, а на вырученные деньги выкуплю свою тачку.
– Выкупишь тачку? Кажется, ты хочешь сказать, что заложил свою? Неужели ты сделал