– Леа Смит, – говорит он. – Молодая мать.
Я закатываю глаза. Ему нравятся эти слова, а у меня от них учащается сердцебиение. Когда я заканчиваю, в обеих бутылочках оказывается большое количество водянистого молока. Я ожидаю, что остальное Калеб сделает сам, но он приносит орущую Эстеллу и вручает ее мне. Я держу ее на руках всего третий раз и стараюсь выглядеть естественно, чтобы произвести на него впечатление, и кажется, это работает, поскольку, протягивая мне бутылочку, он улыбается и касается моего лица.
Может быть, это и есть ключ – может быть, мне надо делать вид, будто я в восторге от материнства. Может быть, он хочет видеть во мне именно это. Я смотрю на нее, пока она сосет из своей бутылочки. Ее глаза закрыты, и она издает мерзкие звуки, как будто ее морят голодом. Это не так уж страшно. Я немного расслабляюсь и всматриваюсь в ее лицо, ища сходство с собой. Калеб был прав, она, судя по всему, и впрямь будет рыжей. В остальном она больше похожа на него – у нее полные идеальной формы губы и чудный маленький носик. Она наверняка вырастет красоткой.
– Ты же помнишь, что в понедельник мне надо отправиться в деловую поездку? – спрашивает он, усевшись напротив меня.
Я резко вскидываю голову и не пытаюсь скрыть охватившую меня панику, не пытаюсь не дать ей отразиться на моем лице. Калеб часто улетает в командировки, но я думала, что он возьмет несколько недель отпуска, чтобы дать мне возможность освоиться.
– Ты не можешь оставить меня.
Он моргает, глядя на меня, и отпивает что-то из небольшого бокала для коньяка.
– Я не хочу оставлять ее, Леа. Но в эту командировку больше никто не может поехать. Я уже пытался найти кого-нибудь, кто заменил бы меня, но из этого ничего не вышло. – Он наклоняется ко мне и целует мою ладонь. – Ты справишься. В понедельник прилетит твоя мать. Она поможет тебе. Меня не будет всего три дня.
От этой новости мне хочется завыть. Моя мать обожает хаос и конфликты, к тому же по самовлюбленности ей нет равных. Даже один-единственный день, проведенный в ее обществе, тянется как неделя. Калеб видит выражение моего лица и хмурится.
– Она старается, Леа, она хотела прилететь. Просто будь снисходительна к ней.
Я прикусываю губу, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Во мне есть склонность к злобе, которую Калеб находит неприятной, так что, когда он рядом, я сдерживаю ее. Когда же его рядом нет, я ругаюсь, как сапожник, и швыряю на пол все, что попадается по руку.
– Как долго она собирается оставаться здесь? – ворчу я.
– Помоги ей отрыгнуть…
– Что? – Я так расстроена тем, что к нам явится моя мать, что не замечаю, как Эстелла почти давится молоком, пузырящимся на ее розовых губках.
– Как это? Я не умею.
Он подходит, берет ее у меня и прижимает к своей груди. Затем начинает похлопывать