– А у нас в Белоруссии сомы были. Во! – руки расширились на всю возможность, которую предоставили противоположные бревенчатые стены.
Устин стал отстреливаться количеством изловленных лещей. Мелких, но многочисленных.
– Сом, он может человека затащить целиком в воду!
Устин парировал, что его тоже однажды лещ утащил в воду целиком, только он немного тогда выпил и поскользнулся.
Новые «стограм» из бутылки Устина уравновесили рыбу на всей территории бывшего СССР. Но душа Николая Иваныча затосковала о давно забытом детстве на Припяти.
Через час они копали червей у сгоревшего в прошлом году скотного двора. В деревне Погорелец каждый год летом от грозы сгорало что-нибудь или еще больше. В прошлом году – вот этот скотный двор и дом Шимбаевых. Скотину какую выгнали, какая сама выбежала. Шимбаевы вынесли самое дорогое – шкаф и новый диван, холодильника и телевизора у них не было. Деревня разлеглась на какой-то древнейшей плите, которая состояла из чего-то притягивающего грозы и молнии. Из цельного куска железа может даже! Все молнии мира сходились в Погорельце и бились тут не на шутку. Жители слагали легенды, мифы и прочие баллады о том, как они спасали тех или иных соседей. Помнили наизусть, кто что вынес из пожара, а кому с чем не повезло. К июлю, как только приходила жара, бабы начинали вслух поминать Николая Угодника, а мужики всякую мать. Слова все хорошо знали давно, но ни один дом потушить не удалось.
Черви копались хорошо, точнее копал их вилами в старом перепревшем коровяке Устин, а Николай Иваныч ответственно держал банку, и пальцем сшибал особо шустрых, пытающихся выбраться обратно в свой родной навоз. Червяки не крупные, но как все живое на пожарищах – почти черного цвета, лишь с желтым брюшком. Хорошие! Должен лещ клевать, тем более, что Устин прикормил с утра одну заводинку. Домой Николай Иваныч не заходил – что там спрашивать-то? Жалко, опарышей негде взять.
Поплавки сидели на воде, ожидая поклевок. Тишина, ни ветринки, вода – парное молоко. Водка тоже нагрелась, но ненадолго. Комары вообще не кусали Устина – им неприятно. Но Николая Иваныча, как положено, жарили вовсю, он для рыбалки – необстрелянный боец. На четвертом забросе, сразу после последнего стакана, крючок наглухо вцепился в его штаны. Штаны было жальче крючка, потому как их у Николая всего две пары, и эти лучшие. Решено крючок оборвать, оставив сидеть в штанине до Анны Ивановны спасения, а к леске привязать новый. Так и постановили. Устин в темноте искал леску и дырочку в новом крючке. А Николая Иваныча тут сморило бесклевье, уронив его голову с напитками сначала на грудь, а потом в прибрежную траву. До самого утра, когда туман пополз с воды на берега.
Подняв с земли неверное тело в вертикальное положение,