Я хотела одного – чтобы это как можно быстрее закончилось. Как можно быстрее…
Пригубив вино, я вновь скормила несколько страниц прожорливому огню и, вырвав из тетради следующий листок, пробежала его глазами.
…Все врачи в один голос заявили, что я родилась в рубашке, потому что вообще-то после той трагедии, которая со мной произошла, у меня не было никаких шансов выжить. Убийца не придушил меня до конца, потому что лифт вдруг остановился, двери открылись, и нас увидели ожидавшие лифт люди. Убийца тут же бросился прочь и, воспользовавшись общим смятением, покинул подъезд. Врачи говорят, что я осталась в живых по двум причинам. Если бы лифт открылся минутой позже и карета «скорой помощи» по великой случайности не проезжала после очередного вызова мимо моего дома, все для меня закончилось бы гораздо печальнее.
После произошедшего я недосчиталась сущих мелочей: кошелька, сережек, мобильного телефона. Несмотря на то что мой убийца и представил случившееся как грабеж, эту версию хоть и приняли во внимание, но не как основную. Уж больно жестоким для грабежа было избиение. Как-то не правдоподобно.
Так что основной версией рассматривалось заказное убийство. Даже в реанимации, едва придя в сознание, я мысленно прокручивала слова напавшего на меня человека, прочно засевшие в моей голове: «…Говорил же, что надо пулю в тебя всадить, так нет, меня уверили в том, что ты на ладан дышишь».
Впереди были долгие месяцы борьбы за жизнь.
К глубокому удивлению врачей, которые собрали мое лицо буквально из кусочков, я смогла полностью восстановиться. Мне даже вернули тот внешний вид, который был ранее. Больше всего я переживала за свой раздробленный нос. Но современная хирургия достигла великолепных результатов, и сейчас форма моего носа ничем не отличается от той, которую он имел до того страшного вечера.
Бог дал мне силы, и ко мне вернулось здоровье.
И это несмотря на многочисленные гематомы, на частичное кровоизлияние в мозг и другие малоприятные вещи. Когда я вышла из больницы, на улице уже было тепло, а от того рокового снежного вечера остались лишь воспоминания…
Огонь начал скручивать брошенный в него листок дневника, а в моих руках был уже следующий.
Я не очень люблю вспоминать о днях, проведенных в больнице, о постоянных повязках на лице, об изнурительных процедурах, плохом самочувствии и сострадании медицинского персонала. Когда я шла по коридору, медсестры смотрели на меня глазами, полными жалости, и озадаченно качали головами:
– Господи, кто ж тебя так… Что ж за изверг… Сколько тебе, милая, пришлось натерпеться…
Я как-то глупо улыбалась, и становилось непонятно, кто кого пытался успокоить и приободрить: я медицинский персонал или