– Перемерзнем тут!
– И бежать некуда!
– Давеча Газан доброго жеребца утопил!
– Э-э, Ахмад, спишь? Ты давно с хромым, скажи, не отступит Тимур?
Старый воин недовольно шевелится, натягивая на себя конскую попону, отвечает хрипло:
– Наш джехангир когда и отступает, так только для того, чтобы ударить верней! Он один стоит тысячи! Спите!
Молодые воины лежат молча, слушая непрерывный стонущий вой ветра за тонким пологом шатра. В джехангира верят, но все-таки робость вместе с холодом заползает в сердца. О сю пору эмиры Мавераннахра не выдерживали боя со степною могольской конницей.
Наутро все вокруг было белым-бело от выпавшего за ночь снега. Тимур, закутанный сверх чешуйчатой кольчуги в овчинный чапан, немо смотрел, как, с трудом разгибая колени, вылезают люди из шатров, как ловят и взнуздывают сбившихся в кучу голодных, издрогших лошадей. Когда выступили, опять пошел крупными хлопьями мокрый снег, косо и зло заляпавший лица воинов. Кони мотали головами, отворачивались от ветра. Быстро темнело. В черной туче несколько раз сверкнула молния.
Когда показались вдали, сквозь белую тьму, ряды вражеских воинов, ударил такой ураган и ледяной дождь со снегом, что кони вспятили, а воины с трудом удерживали оружие скрюченными, замерзающими пальцами.
Нестройные крики с той стороны показывали, что и ратникам Урус-хана не лучше в этой мокрой и ледяной пурге.
Тимур ехал вдоль войска, все более убеждаясь, что посылать людей в атаку нельзя. Он поминутно очищал лицо от снега, срывая ледяные сосульки с усов, и, щурясь, перекатывая желвы скул, пытался разглядеть сквозь снежную пелену строй вражеских туменов. Джехангир был в той холодной, молчаливой ярости, когда даже ближайшие сподвижники не решались заговаривать с ним.
Отступать стали и те и другие почти одновременно. Воинов, что от холода неспособны держать оружие в руках, не пошлешь в бой! Урус-хан оттянул войска к Саурану. Тимур стоял за Отраром. Разошлись на семь фарсахов. Доброму коню проскакать за три часа, и эти три часа конского скока превратились скоро в год пути.
Вода и снег полосовали землю, усиливаясь день ото дня, в течение всех трех зимних месяцев. «Мозг костей каждого воина замерзал внутри зимних палаток», – писал позднее летописец Тимура. Урус-хан не выдержал первый. Ушел от холода, оставя заместителем при войске Кара-Кисек-Оглана. Кони с трудом добывали подножный корм, дохли. Не в лучшем состоянии были и люди.
Однажды удалось застигнуть в Отраре двоих урусутовых храбрецов, Сатниных, старшего и младшего, с сотнею всадников, и забрать в полон. Жалкая добыча для многотысячного войска.
Несмотря на конский падеж, Тимур упрямо не двигался