Лязг стали о сталь бьёт по ушам, пробуждая пульсирующие волны в висках и затылке. Я отчитываю ритм, с которым хлынет неутолимая боль. Каждый всплеск невыносимых ощущений приходится новой атакой, обращённой к моей противнице. Она мечется по полю сражения в отчаянной попытке защититься от взмахов моего меча.
Я замахиваюсь, готовясь разрезать ее напополам. У нее нет ни единого шанса увернуться или, тем более, отразить удар, который придется по плечу. Но я поворачиваю лезвие в самый последний момент.
Если бы сражение не было тренировочным, Пэн бы лишилась рабочей руки, но на сопернице остается всего-то синяк. Всего-то самый большой синяк в ее жизни.
Она рассредоточивается на сражении. Хватается за плечо, чтобы унять подступающую боль и этим самым ошибается. Как нелепо. Я пользуюсь положением, поймав ее за локоть, и сталкиваю ее спину об свою грудь. Лезвие меча оказывается подставлено опасно близко к горлу противницы. Она обескуражена. Она обездвижена. Она…
– Убита, – провозглашает басистый голос из тренировочного зала. Пять других голосов разбиваются о стены подземелья и долетают до меня тысячекратным эхом.
Пара мужчин, сидящих за столом, восторгаются увиденным: чокаются деревянными кружками, наполненными пивом. Рядом с кружками прокатываются монетки. Тот, кто урвал куш, ликует и не скупается на непристойные комплименты в мой адрес.
Удостоверившись в собственном триумфе, я расслабляюсь. Отвожу клинок на безопасное расстояние от Пэн, а та хватает меня за локоть и резко выворачивает его. Настает ее очередь удерживать меня в неудобном положении. Пэн готовится оставить на мне повреждения куда серьёзнее, чем синяк. Но я не могу позволить оставить и маленького отпечатка ее превосходства на моей коже. Я концентрирую всю присущую мне выносливость, собираюсь с силами и перебрасываю Пэн через спину.
Пэн мешкает не более одной секунды, затем ныряет в тень.
Мрак висит на ближайшей стене непроницаемо-черной завесой. Оттуда вылетает кинжал. Мой меч разрезает воздух, образовывая стальную стену. Кинжал Пэн ударяется об нее.
Я жду новой атаки, держа меч наголо.
Переплетения балок на потолке трещат. Прямо оттуда летит еще один кинжал и снова сталкивается лезвием о лезвие.
Следующий предмет, прилетевший откуда-то сверху – нечто бесформенное, размером в человеческий рост, совершившее сальто. Оно приземляется на расстоянии вытянутой руки, хотя я уверена, что это всего лишь ошибка в расчёте траектории. Наверняка моя спина должна была разломиться пополам под весом Пэн.
«Надо было подставить острие меча под ее задницу».
Совершив грациозный оборот вокруг себя, она наносит рубящий удар мне по боку. Я не даю поразить себя мечом. Оружие Пэн снова бьётся об мое и сковывается в стальной замок. Руки неудобно скрещиваются, обращая острие клинка в пол. Капли пота стекают со лба и попадают в глаза, но я не прекращаю пялится на Пэн. Кажется, что ее голова сейчас лопнет от натуги: челюсти плотно сжаты, на носу образовываются тонкие складки, волосы липнут к потной шее. Она сосредоточивается на всех существующих проклятиях, которые можно на меня наслать, и не замечает, как медленно сдвигается с места. Я надавливаю на меч, намереваясь свалить ее на пол.
Пэн устала, а вот я, наоборот, чувствую громадный прилив сил. Адреналин бурлит и шипит в жилах.
Превозмогая боль в мышцах, я совершаю рывок. Пэн теряет равновесие, а в следующую секунду ударяется о неровную поверхность каменного пола. Довольная собой, я прокручиваю меч в воздухе и приставляю острие к ее подбородку. Это зрелище становится умопомрачительной кульминацией нашего сражения.
Зал разражается восторженными аплодисментами. Их подхватывает нарастающий грохот. Мужчины один за другим нещадно тарабанят по поверхности столов. С разных сторон доносится свист и умножается, ударяясь о высокие потолки подземелья. Зрители торжествуют и все, как один, приглашают обмыть мою победу. Однако, я не позволяю себе отвлечься на преждевременное празднество и остаюсь на чеку.
Пэн лежит на спине и смотрит на лезвие клинка так, будто пристальным взглядом способна отодвинуть его от лица. Широкие черные брови смыкаются на переносице, курносый нос хмурится, а ноздри раздуваются так часто и сильно, что мне становится не по себе.
Неспешно увожу оружие в сторону. Пэн убирает спадающие каштановые локоны с лица, которое перестает быть яростным. Теперь оно не выдает никаких эмоций, и это беспокоит меня сильнее. Поверженная противница встает.
Я предлагаю руку, заранее продумав несколько стратегий, прежде чем мерзавка потянет меня на себя или совершит какой-нибудь боевой прием. Но она не делает ничего подобного, а выставленную ладонь словно не замечает. Пэн поднимается неуклюже, покачнувшись пару раз.
Моя ладонь все ещё висит в воздухе.
В тумане глаз Пэн, – серой и густой дымке, – мелькает какая-то вспышка. Осознание. Но она не торопится ответить на мой жест, а только оглядывает выставленную ладонь. Мне в самом деле кажется,