«Боже мой, снимки потрясающие. Огромное спасибо тебе за сегодняшний день!»
Ее улыбка заразительна, и я не могу сдержать вспышку ответной улыбки.
«Пошли», – требую я. «Твои руки как лед.»
Она сама прижимается ко мне своим телом, и я вдыхаю сладкий аромат цветов из ее волос. Каждый мускул моего тела замирает, когда она прижимается щекой к моей груди и обнимает меня, слегка сжимая, посылая тепло через мое туловище. Я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь обнимал меня годами, даже десятилетиями, или проявлял хоть малейшую привязанность.
Она берет меня за руку, пока я помогаю ей сесть в машину, прежде чем поспешить к водительскому сиденью.
«Твои руки тоже холодные. Боже мой, где твое пальто?»
Я смотрю ей в глаза, желая изо всех сил, чтобы она подчинилась моей способности принуждения. «Молчи, женщина.»
Вурдалаки использовали контроль над разумом на протяжении веков. Это был единственный способ соблазнить смертных стать добровольным источником пищи. И это был единственный способ, впоследствии, стереть им память. У людей есть давняя история чрезмерной реакции, когда они обнаруживают, что среди них живут нечисти, и я не собираюсь объяснять, почему температура моего тела остается низкой, независимо от времени года. Меня также нервирует то, что несколько минут назад она положила голову мне на грудь, поскольку мое сердце не колотилось с тех пор, как я был молодым парнем, еще не застывшим в своем бессмертии. Она такая хрупкая и крошечная, что и привело к тому, что Михаил в первую очередь включил все печи в усадьбе, только для того, чтобы согреть ее. Полагаю, я должен поблагодарить его за то, что благодаря его усилиям нагреть усадьбу, я смог увидеть захватывающий вид пижамы и груди.
Она хмурится и застегивает ремень безопасности. «Молчи, женщина? Боже, неужели ты можешь быть еще более контролирующим? Я имею в виду, серьезно, Владимир! Хватит вести себя как пещерный человек.»
Я недоверчиво моргаю. Моя способность контролировать разум, никогда раньше, меня не подводила. Даже в ужасной швейной мастерской женщины быстро выполняли мои приказания. А это существо продолжает болтать, как будто я ничего не сказал.
Запах, который весь день затуманивал мой мозг, усиливается вместе с ее гневом, заставляя мои клыки болеть и удлиняться. Раньше ни одна женщина не осмелилась бы говорить со мной таким тоном. Кроткие и послушные женщины не представляют ни привлекательности, ни огня.
С этом маленько адской кошечкой все не так. Ее лицо представляет собой маску ярости, когда она продолжает говорить о моем «отношении», как она это называет. Я сижу и жду, пока она закончит свою тираду, но запах ее кожи чертовски приятен – как первые дни осени, когда созревают виноградные поля. Я хочу выпить ее, как сладкое вино из моего виноградника. Мой инстинкт поднимает свою уродливую голову, и необходимость укусить и покормится подрывает