– Как прошло?
– Лучше не бывает, Андреич, как по маслу.
– Ясно. Отбой, все свободны. Когда вылетаете?
– Еще разок проверим, дождемся сообщения в центральных СМИ и айда домой.
– Молодцы.
Вскочив, Алекс неслышно заходил по кабинету, смеясь глазами, ударяя кулаком правой руки о ладонь левой.
– О`кей! – тряхонул он обеими кулаками по воздуху, гася порыв, охвативший его от нешуточной удачи, потом, скрестив руки, прислонился в угол, образованный двумя окнами.
Закат разгорелся "во всю Ивановскую".
В знойном мареве лежала бескрайняя каменная Москва. Неясно различались сталинские высотки с их шпилями, "вставная челюсть" Арбата, одинокая телевизионная башня, мерцали и подрагивали, будто сквозь толщу воды, золотые купола храмов. Ближе, совсем внизу, по ниточке кольцевой автодороги бежали игрушечные машинки, а в длинном правом окне близко и плоско, точно географическая карта, синело и розовело, отражая небо, Химкинское водохранилище. На нем стояли белые пароходы.
И темнел лесами волнистый горизонт.
Устремив глаза на кромку леса, Алекс забарабанил пальцами по раме.
"И это уже легко, – вздохнул он. – Что же трудно? Что требует ежедневных одолений и сверх усилий, всей мощи ума и духа?"
Постоял, додумал мысль о том, что легкость жизни есть ловушка для дураков, и набрал номер сотового телефона.
– Второй? Я, Алекс. На нашей улице праздник, слышал, Костя? Опять выиграли с первого раза.
– А я и не сомневался.
– Почему же?
– Большие деньги не проигрывают, Алекс.
– Большие деньги и большая работа, Константин. Завтра подъедет Грач с ребятами, отметим победу в "Зубре".
– Как водится.
Виктор Селезнев сидел в вагоне метро.
Задумавшись, он развалился, широко расставил колени, устремив глаза прямо перед собой, не видя, не слыша ничего, не замечая даже, как бесцеремонно притиснул в угол дивана скромную пожилую женщину.
Он думал о себе.
Свершилось.
Его, драматического артиста, выгнали из труппы за драку. Вот так, Наташенька, не больше, не меньше. Что же теперь делать? Куда идти среди общей актерской безработицы?
В начале сезона! Проклятье!
Соседка его незаметно исчезла, на ее место плюхнулся молодой человек и, не глядя, подвинул Виктора. Тот словно очнулся от своих мыслей. Посмотрел направо, налево по вагону.
– Люди добрые, помогите беженцам, не хватает на обратный билет… – раздалось в конце его.
Виктор поморщился.
Молодой чернявый мужчина, с Кавказа либо Молдавии, с крепко спящим ребенком на руках, начал продвижение по вагону. Два-три человека сунули ему тысячу-другую, сущую мелочь, если учесть, что батон хлеба стоил три тысячи рублей. Другие смотрели с возмущением.
В газетах уже мелькали