Миг на блаженство, на вечность тоска. Гибкость и нежность застыли в висках. Мы совершим для Богов обряд самый древний.
Но не знаю я кто я, зачем и куда я уйду. Если жаждете, я непременно снова сойду.
В белоснежную шею клыки до конца. Кровь струится по жилам, я хищник Творца. Мой полет это вечность без страха и сожаления.
Жизнь толчком по крови устремляется вверх. Вы безмерно добры – согласились на грех. Кожа ваша теперь никогда не познает старения.
Красным заревом солнце закончит игру. Я для вас ощущений других отворю. Но постойте, постойте, наберитесь хоть каплю терпения.
Для меня ночь как вечность, века словно миг. Я вселенной покинут, но в целом привык. Двери открылись, прошу, позабудьте уныние.
Вечно я одинок был до этой поры. Я вам предложу любые миры. Воля ваша пред кровью навеки стала бессильна.
– — —
И снова ночь затухает с рассветом. Дышу сквозь обман, закутаюсь пледом. Чай в чашке, два пульса в ушах. Нам холодно очень, в пустынных мирах.
И строчка за строчкой, как пуля в груди. Ты плачешь? Не стоит. Просто иди. Попробую светом, пером от крыла
Я быть… О Боже, как ты мила…
Два пульса в ушах, метроном на запястье. Закончилось все – уходит ненастье.
– — —
И в полночь строки льются все живей. Чем меньше света, гомона и зноя – Тем проще чувствовать огонь душе моей. Веселый диспут мертвого героя.
Тоска, и грусть, и вопреки
Судьбе, что закрывает снова двери. Движенья тел, на лавке – старики, Улыбки – рваны, лица – серы.
Дым заменяет прошлую оснастку
На яркость пафоса и яд внутри груди. Ты предпочел распятие – к черту ласку. Отец, Всевышний, не забудь и снизойди.
Но клинья разрывают плоть запястья. Венок врезает в кожу новые витки. Святая блажь – погибнуть. Счастье?
Жизнь за других, не для чего, а вопреки.
– — —
За окном дожди, внутри яркое солнце. Не люблю, когда все по-другому, Вдох, наверное не придется?
Жить, ошибаться и все по-иному.
Закрываться не пледом, а плащом. В глазах сохранять лишь злобу. Сжигать, разрывать, что еще?
Насыщать пустую утробу.
И в гневе жить, и не прощать. На пули, на ножи пускать. И одиночество, и пустота. И нет доверию, только клевета.
Но счастье, разум побежден. Улыбка, радость, в мир влюблен.
– — —
В руках – палитра, тонкое перо. А на лице – законченный Пьеро. В бутылке градус, пуст еще стакан. И тишина… Сижу как истукан.
Молва и трепет для кулис. Падения или вознеслись. Шестерка пики снова в масть, Ох, не упасть бы, не пропасть.
Ночей разрывы, склоки дня. Бокалов бой ревет звеня. Сквозь смех и слезы города
Венчают пары в никогда.
Отсчет, забыты строки, возглас. Зажаты уши – кровь течет из глаз. Вот звон, за ним другой, и понеслось. Война, вот что тогда стряслось.
– — —
Я мог конечно написать