Мне он первоначально и позвонил как депутат и пригласил к себе в кабинет. Вполне официально. Не явиться по такому приглашению было трудно. Я знал отношения своего начальства с городским. И понимал, что в случае моего отказа могу выслушать немало нелицеприятных слов в свой адрес. Тем более после побега подследственного из моего кабинета, когда я сам не мог дать вразумительного ответа на произошедшее. И, наверное, полного доверия после побега я тоже у начальства не вызывал. Именно из-за невозможности объяснить ситуацию.
Я не знал, что случилось в кабинете и как произошел побег. То есть знал только с чужих слов, хотя дело именно в моем кабинете происходило.
Старшего лейтенанта Бравлинова доставили ко мне, как и полагается, в наручниках. Выглядел старший лейтенант спокойно, готов был, кажется, к откровенному разговору, и я хотел только разговора, и ничего больше. Я даже бить его на первом допросе не собирался.
В его удивление по поводу задержания, естественно, не поверил. Улика стопроцентная, и на его месте я бы сразу в «сознанку» пошел. В этом случае мы обычно идем даже на то, чтобы дать возможность подследственному написать «явку с повинной».
А ситуация была простой до примитивизма. Кто-то старшего лейтенанта сдал нам телефонным звонком, мы нагрянули на квартиру, нацепили на него наручники, провели обыск. В шкафу под стопкой постельного белья нашли «АПС»[10], из которого был убит Мамона. Естественно, ни одного отпечатка пальцев, все аккуратно протерто. Заключение баллистической экспертизы было однозначным, оружие идентифицировано с пятью пулями, выпущенными в автоматическом режиме стрельбы в спину Мамоне. Акт экспертизы к первому допросу уже лежал на моем столе. Я специально допрос оттягивал, чтобы этот акт получить. С актом на руках можно было поговорить откровенно. Возможно, даже добиться откровенности взаимной...
Но открытого разговора не получилось. Старший лейтенант никак не хотел понять, за что его задержали. И уверял, что с Мамоной никогда знаком не был, раньше не встречался и причин убивать его не имел. А с этим уже я согласиться мог. Убийство было безусловно заказным, и я сразу предложил по возможности «отмазать» старшего лейтенанта, если он назовет мне имя заказчика, кем бы этот заказчик ни был. А потом произошло что-то непонятное. Я просто уснул, и все. А проснулся, когда вокруг меня была суета. Вернее, проснулся оттого, что кто-то по щекам меня похлопывал не слишком нежно.
Мертвый от такого обращения, надо полагать, тоже проснется.
И только тогда я стал расспрашивать и узнал, что задержанный сбежал. И как он сбежал, тоже узнал. Но понять ничего не мог.
Два конвоира доставили старшего лейтенанта в кабинет. Наши конвоиры, менты, потому что в СИЗО[11] его еще не отправляли. По моей просьбе сняли с него наручники и вышли за дверь. Угощать Бравлинова чаем я не стал. Это лишнее, но сам потихоньку глотал из чашки. Чай был еще слишком горячий, чтобы сразу его выпить.
А потом все кончилось. Я не понял, как это произошло. Я не понял даже, как