– Я…? Я никуда…
– Значит, так! – мужчина явно был вне себя от распирающей ярости. – Я знать ничего не хочу! Но раз уж ты настолько безответственный человек, что передала рабочие номера коллекторам…
Сердце ухнуло вниз.
– Я ничего не передавала! Я даже не говорила, где я работаю! Клянусь! Они, наверное, сами все разузнали…
– Да какая мне разница?! Звонят! Угрожают! Требуют немедленно позвать тебя к телефону!
– Господи… Простите, пожалуйста… Я во всем разберусь! Вам больше не позвонят!
– Нет, – сухо отрезает начальник. – Слышать ничего не хочу. С завтрашнего дня ты здесь не работаешь больше. А этим террористам я так и скажу. Учти!
Я заметалась по маленькой кухне.
– Петр Иванович, я Вас прошу! Мне сейчас без работы никак нельзя… Вы же понимаете…
– А об этом раньше надо было подумать! Когда кредиты свои брала! Знала же, что не официально тут числишься и в любой момент можешь вылететь!
– Не брала я никакие кредиты… – прошептала в ответ обреченно, шмыгая носом. Но на том конце провода уже слышались безжизненные сигналы. Петр Иванович бросил трубку.
У него своя правда. Наверняка, эти коллекторы весь офис на уши сегодня поставили. Нарушили рабочий процесс. И было бы не настолько обидно, если бы во всем этом была хоть капля моей вины…
Утирая слезы, я вернулась к мисочке с кашей. У моей дочери аллергия, поэтому каша безлактозная, и самая безопасная из того, чем я могла бы покормить спасенную девочку.
– Ну вот, – натягивая улыбку, набрала доверху чайную ложку. – Покушаем, да?
Малышка смотрела на меня пронзительными темными глазками. На фоне побледневшего личика они казались огромными, словно две ярких пуговицы.
Малютка безропотно открыла свой ротик, позволяя мне ее накормить.
– Умница… – протянула я немного задумчиво.
Интересно, сколько ей лет? На вид – около трех. Но есть небольшая несостыковка. Обычно в этом возрасте дети уже произносят кое-какие слова. Каждый ребенок, конечно, по-своему. Кто-то уже целые осмысленные предложения произносит. А кто-то только-только начинает первые слова выговаривать… Но мы здесь уже два часа…
А малышка не издала еще ни единого звука.
Я нервно сглотнула. Вдруг авария нанесла ей непоправимый психологический вред? Вдруг это последствия шока…?
– Я – Саша, – осторожно начала улыбнувшись. Приложила руку к груди, чтобы ребенку интуитивно стало понятно, что я произношу свое имя. – А ты?
Девочка проглотила последнюю ложку с кашей. Вдруг стала гораздо серьезней. Нахмурилась. Просканировала меня придирчивым взглядом, будто бы говорила, а могу ли я тебе доверять?
Этот момент был особенным. Я знала, что сижу перед маленьким ребёнком, но отчего-то внутри было чувство, что она все прекрасно осознает не хуже, чем взрослая.
– Пу-ка-фка, – выдала малышка на выдохе.
Я и шелохнуться боялась, думая, что она захочет сказать еще что-то севшим тоненьким шепотом. Но девочка вновь замолчала.
«Пукафка…»
– Пуговка? –